В такой час почти все мужское население Хилл-Энда разрабатывало свои участки, поэтому в прохладном, но неожиданно элегантном зале было немноголюдно. Вдоль одной стены тянулась стойка красного дерева, в просторной комнате размещались не только столы и стулья, как в любом салуне, но и пианино.
Никто из полдюжины посетителей и бровью не повел — вероятно, все они уже успели захмелеть. В баре торговала женщина.
— Ого! — шумно обрадовалась она. — Янки!
— Шотландец, — поправил Александр, разглядывая ее в упор.
Рослая незнакомка оказалась достойна пристального взгляда. Ее пышное тело тисками сжимал корсет, полукружия сливочно-белых грудей грозили вывалиться из глубокого декольте красного шелкового платья, рукава которого сползали, обнажая великолепные плечи. Ее шея была длинной, подбородок — маленьким и четко очерченным, а лицо — настолько своеобразным, что приковывало взгляд. Пухлые губы, короткий прямой носик, высокие скулы, брови вразлет и зеленые глаза. Раньше Александру казалось, что по-настоящему зеленых глаз в природе не бывает, но теперь он воочию увидел их. Глаза цвета берилла или перидота. Это изумительное лицо обрамляли пышные густые волосы оттенка червонного золота.
— Шотландец, — повторила хозяйка бара, — но побывавший в Калифорнии.
— Да, несколько лет как оттуда. Меня зовут Александр Кинросс.
— А я Руби Коствен, а это… — она повела изящной рукой, — мое заведение.
— А комнаты вы сдаете?
— Жилье найдется для тех, кому по карману платить фунт за ночь. — У нее был грудной, чуть хрипловатый голос и заметный акцент уроженки Нового Южного Уэльса.
— Мне по карману, миссис Коствен.
— Мисс, но лучше зови меня просто Руби. Так делают все, кто по воскресеньям в церковь не ходит. А для святош у меня нет имени — кличут распутницей. — И она усмехнулась, показав ровные белые зубы и ямочку на щеке.
— Руби, а постояльцев здесь кормят?
— Только завтраком и ужином, обед — за особую плату. — Она кивнула в сторону батареи бутылок: — Что будешь пить? Есть домашнее бочковое пиво, найдется и кое-что покрепче… Как тебя? Алекс или Александр?
— Александр. Мне бы чашку чаю.
Руби удивленно вытаращила глаза:
— Чтоб мне провалиться! А ты, случаем, не церковник? Да нет, ни в жизнь не поверю!
— Я — исчадие ада, но весьма благопристойное. Грешен в одном: люблю побаловаться сигарами.
— Ясно, — кивнула Руби. — Матильда! Дора! — закричала она во весь голос.
Когда в дверях возникли две девушки, Александр понял, чем привлекает постояльцев заведение Коствен. Девушки были молоденькие, миловидные и чистенькие, но от них веяло пороком.
— Что? — спросила брюнетка Матильда.
— Будь умницей, пригляди за баром. А ты, Дора, вели Сэму заварить нам с мистером Кинроссом чаю.
Блондинка кивнула и исчезла, Матильда встала за стойку.
— Садись, Александр, в ногах правды нет, — продолжала Руби, располагаясь за самым удобным столом — полированным в отличие от остальной мебели в салуне. Из кармана юбки хозяйка извлекла плоский золотой футляр, открыла его и протянула Александру: — Сигару?
— Спасибо, лучше сначала чаю. Пыли наглотался.
Руби закурила сама, глубоко затянулась и выпустила дым из ноздрей. Тонкие голубоватые струйки поплыли над ее головой, а Александр вдруг испытал почти болезненный, щемящий трепет, как порой бывало в мусульманских странах, когда ему удавалось мельком увидеть подведенные сурьмой глаза обольстительной красавицы. Мусульмане прятали своих женщин под паранджами, но они тем не менее обладали непреодолимой притягательностью. К таким принадлежала и Руби.
— Удачно съездил в Калифорнию, Александр?
— В целом да. Мы с партнерами наткнулись на жилу золотоносного кварца в предгорьях Сьерры.
— Хватило, чтобы разбогатеть?
— Отчасти.
— Что, сразу все промотал?
— Ну нет, я не дурак, — негромко возразил Александр, блеснув глазами.
Вдруг встревожившись, она заговорила было, но тут дверь кухни отворилась, и мальчуган лет восьми выкатил тележку с большим чайником под самодельным чехлом, двумя чайными приборами тончайшего фарфора, блюдом элегантных сандвичей и бисквитно-кремовым тортом.