Димка радостно засиял и кивнул мне вопросительно. Я же затруднялся сходу дать ответ. С одной стороны, жутко не хотелось до ночи плутать по лесу, имея все шансы заблудиться снова. С другой - какое-то неясное чувство тревоги бередило душу; где-то на уровне подсознания ощущался негатив, скрытая угроза, исходящие от этого места. Единственным и, пожалуй, самым весомым фактором, повлиявшим на моё решение, стало поведение котёнка. Его неподдельная симпатия, откровенное добродушие перевесили чашу весов. Тяжело вздохнув и улыбнувшись Чернышу, я сдался:
- Ну, если дичь не пуганная...
- Вот и ладушки! - не дал договорить старик. - Меня - Семёнычем зовите. А вы?.. - Дед вопросительно прищурился.
- Я Дмитрий! - оживился сосед. - А это Алексей! - он махнул в мою сторону полуразвёрнутой картой.
- Угу!.. - хозяин избушки что-то прикинул в уме и посыпал распоряжениями: - Машину загоните под навес за домом. С тобой, - кивнул он на Димку, - сходим к озеру - я покажу лодку и растолкую, где лучше стать утром. Ты, Лёха, неси вещи в дом да завари чайку покрепче: там, на плите, чугунок с кипятком, а в буфете жестянка с липовым сбором. Всё, шевелитесь, пока не стемнело! - Семёныч подхватил топор и грузной походкой направился к поленнице дров сбоку избы.
Недолго думая мы с Дмитрием засеменили к машине; следом, наступая на пятки, устремился Черныш. Маленький бесёнок упорно сторонился соседа, отдавая предпочтение именно моим ботинкам. Чем была вызвана подобная избирательность в поведении котёнка - оставалось загадкой.
Вскоре я стоял один перед домом в компании пушистого прилипалы, нагруженный двумя рюкзаками и чехлами с оружием. Димка поплёлся за Семёнычем к озеру, крикнув напоследок, чтобы к его приходу на столе благоухала разогретая тушёнка.
- Ну что, веди, хозяин! - улыбнулся я Чернышу и затопал по ступенькам крыльца.
Светлая горница встретила меня теплом и уютом. Большая русская печь, на всю стену перегородки, весело потрескивала дровами. Массивный широкий стол из струганых досок и древний буфет с фигурными дверцами занимали треть свободного пространства комнаты со стороны двух окошек. Напротив располагался продавленный топчан и довольно новое кресло-кровать. Возле входной двери соседствовали старинный комод красного дерева да не менее раритетный сундук, кованный железом. Плетённые из разноцветных лоскутов дорожки довершали убранство горницы.
Черныш юрко шмыгнул к печке и мгновение спустя потягивался на лежанке, застеленной овчинным полушубком. Я улыбнулся грациозным вывертам котёнка, сбросил у стола рюкзаки - пора готовить ужин. На полках буфета отыскал упомянутую Семёнычем жестянку с заваркой, пузатый керамический чайник и граненые стаканы в подстаканниках. Вскоре комнату заполнил запах весны. Сухие соцветия липы быстро набухли от кипятка, вызывая своим ароматом такую ностальгию по детству, проведённому у бабушки в деревне, что я невольно замечтался. Так захотелось пожить в уединении, поселиться где-нибудь поблизости у лесной речушки, ходить на рыбалку...
Вдруг качнулись шторы, закрывающие проём в соседнюю комнату. Я туда ещё не заглядывал, постеснялся. Теперь же и вовсе стало неловко: похоже, там кто-то был. Мои догадки подтвердил Черныш. Он повернул голову в сторону проёма и впервые за время нашего знакомства чуть слышно мяукнул.
- Извините, здесь есть кто? - спросил я громко.
В ответ забили часы. Металлический звон тонера прозвучал до того неожиданно и оглушающе, что я невольно вздрогнул. Внутри всё похолодело, колючие мурашки прошлись по спине, а на голове зашевелились волосы. Гнетущая тишина пугала. Мозг искал логическое объяснение произошедшему, и единственной приемлемой версией было наличие глухой бабульки, супруги Семёныча.
Чтобы прояснить ситуацию, я на цыпочках подошёл к проёму и отогнул краешек шторы. Никого. Правда, плохо просматривался угол за кроватью, ютившейся у простенка: сложенные пирамидой разнокалиберные подушки в изголовье двуспалки закрывали обзор. Пришлось вторгаться дальше. Я прошёл на середину комнаты - и застыл в ступоре. Лакированный шифоньер, четыре табуретки, кровать да занавешенное простыней трюмо - ничего, что могло теребить шторы. И тем более, никого.
Старинные часы мирно тикали на стене между окнами. В святом углу вместо икон висели три портрета. На верхнем - супружеская пара: бравый моряк с лихо закрученными усами и худенькая девушка в фате. На среднем - вылитая копия матроса, только в форме десантника. С нижнего фото вымученно улыбался бледный парнишка лет семнадцати. Похоже, вся семья в сборе. «Неужели мне показалось, что дёрнулись шторы? - я старался как-то успокоиться. - Может сквозняк?..»