Я провожу руками над его головой, я прижимаюсь к нему всем своим нетерпеливым телом, и растворяюсь в нем...
На этот раз я не спешила. Я дождалась, когда небо стало розовым, долго смотрела на родное лицо. (Хотя не могу его вспомнить). Было сознание того, что это в последний раз. Больше ничего не повториться. Мы прощаемся навсегда. Нить снова на мизинце...
А дома... эх, не хочется даже вспоминать... В тот день надо было перешагнуть через обиду и непонимание, ласкаться и быть нежной . С трудом, но перешагнула. Я победила. Я родила сына. Но с ним все было труднее. Я чуть не потеряла его. Он был при смерти. Переболел всеми болезнями, какими только можно. Как будто какая-то сила не признавала его, отталкивала от жизни. Но, я боролась. Опять не спала ночами, опять молила Планету. И, опять, когда ему исполнилось три года, моя радость выразилась странными словами, со слезами на глазах, я все повторяла: "Ну, вот и все!!!!!!!!! Теперь можно и пожить".
К этому времени мы с мужем как-то нашли общий язык. Мы стали среднестатистической семьей. Мои дети обычные. В них нет ничего странного. И я так рада этому. Зато у меня появилась цель в жизни. Я живу ради детей. Я живу, потому что у меня есть, кого любить. Мне доставляет огромное удовольствие наблюдать за ними. Особенно за сыном. Он своенравный, и гордый, любознательный и целеустремленный, и кого-то мне напоминает... Мне нравится ночью войти к нему в комнату и долго смотреть на его лицо, освещенное луной. Отчего сама не знаю, это приносит мне тихую грустную радость. Мне приятно, что могу подойти и поцеловать его в макушку, и главное - я нужна ему, и он никогда не сможет оттолкнуть меня...
Я замолчала. И воцарилась долгая тишина. Волховёр сидел в своем углу как-то неестественно прямо, будто через его хребет пропустили огромный железный штырь. И только шёпот долетал сюда: - Этого не может быть! Это не может быть!
- Что не может быть, - переспросила я? - Я вас шокировала? Да?
- Ты сумасшедшая, - донеслось до меня. Но в голосе не было осуждения, было потрясение и удивление.
- Спасибо, на добром слове, - усмехнулось. - Диагноз поставлен правильно. Не понимаю, как наши врачи не могут увидеть столь очевидного.
- Ты подвергаешь себя опасности. Никогда, слышишь, никогда и никому не рассказывай свои сны, - он просил. Это ж надо! Он говорит со мной так, будто понимает больше чем я. Будто знает то, чего мне недоступно.
- А теперь, ты должна, обязана рассказать мне то, что еще не рассказала. Что случилось в тот день, когда ты выбросила браслет...
- Я все рассказала, - вздрогнув, быстро проговорила я, - больше не было снов. Не было!
- Был. Один. Я приказываю, прошу, умоляю...
- Послушайте, я не хочу, не могу... Не надо... Это больно
- Расскажи, я должен знать!
- Зачем вам это!
- Обещаю, все, что ты здесь рассказала и расскажешь, останется между нами. Но я должен знать. Многие годы я жил и никак не мог понять, почему? Теперь все становится на свои места. Помоги мне, расскажи... я пойму
- А причём тут вы? Какое вам дело до моих снов?
- Я потом тебе объясню, пожалуйста...
- Ладно. Только мне больно вспоминать его. Я видела этот сон всего три раза, и каждый раз после него у меня возникает стремление к смерти, отвращение к себе, и особенно к своему телу. Помню, первый раз я увидела его совсем маленькой. Сколько было, лет сказать не могу. Только отчетливо отложилось в памяти, что страстно не хотелось жить. Я даже ушла из дома. Была зима. Я шла по улице, куда глаза глядят. Желание было одно - исчезнуть, раствориться, спрятаться, что бы никто никогда меня не нашёл. Дошла до железнодорожных путей. Села и стала ждать поезда, чтобы броситься под него. Сейчас с ужасом думаю, а что, если бы поезд все-таки появился? Ведь никаких причин для самоубийства у меня не было. Только страшный, непонятный сон, и омерзение самой к себе. А самое главное - сознание того, что сказать о нем никому нельзя. Поезд не пришёл. Я замёрзла и вернулась домой...
Потом еще два раза он приходил ко мне. Последний совсем недавно. Теперь, я уже понимаю, отчего и почему он вызывает такие чувства, только не могу понять, отчего мой мозг занимается мазохизмом. Ведь я не получаю никакого, даже тайного удовольствия, от его созерцание, он мне противен, Так зачем, мое сознание возвращает меня в него. Не пойму. Может, вы скажете?
Начинается он с того я стою в кругу странных светильников. Серебряные цилиндры, из которых веером расходятся розоватые лучи. Я стояла на возвышении и с удивлением смотрела на людей, которые еще совсем недавно казались мне такими умными, знающими, равными по мудрости законам бытия. А теперь я видела самые обыкновенные лица, на которых были видны сомнение, удивление и одобрение. Я вдруг почувствовала равной им. Странное чувство! Но оно придавало мне уверенности, в своей правоте. Трудно объяснить! Это словами не передашь...
Меня приветствовали как героиню. Помню какой-то смешной совсем лысый человек с большим шишковатым носом на розовом, как кожа у поросенка, лице долго говорил в мой адрес хвалебные слова. Смысл - которых сводился к одному:
- Она сделала невозможное, она прошла весь цикл. Мы знали, что когда-нибудь найдется такой стойкий человек. Правда, мы не ожидали, что им окажется эта милая девушка, которая не испугалась всех ужасов, выпавших ей на долю. Ее имя останется в веках.
А потом выступил, мой знакомый, однокашник, который говорил, что нельзя скидывать со счета все, что я сделала, но сама идея моего эксперимента была заранее обречена на провал - моей темой было простое определение: мир держится красотой. Красота - это здоровье и гармония мира. То, что красиво, воздействует на подсознание человека, что доказывают произведения искусства, литература и театр. И я была музой и вдохновительницей идей, образов, понятий. Но вся история моей жизни на Третьей планете доказывает обратное. Многое из того что глубоко сидит в варварах изучаемого мира, далеко от понятия красоты и гармонии, произведения искусства становятся товаром, за которым тянется кровавый шлейф изувеченных душ. За тысячи лет, в разных точках планеты вспыхивали, как яркие огоньки светлячков в ночной тьме, очаги культуры. Но этот свет был слаб, и не каждому-то человеку он подвластен, а уж целому народу тем более глубоко безразлично, что где-то художник сотворил чудо, а поэт сумел описать необъяснимые чувства словами. Человечество не стало лучше, добрее и разумнее, оттого что сияла своей красотой скульптурное изображение женщины, таинственно улыбался на картине мужчина, философ рассуждал о красоте строфы, или искал гармонию ...
Я отвлеклась. Это не имеет отношения к рассказу. Я это рассказываю так подробно потому, что это наиболее понятная для меня часть сна. Не знаю, почему, но я всегда задумывалась, почему все доброе, светлое и красивое в хаосе нашего мира не имеет той силы, которую должна была бы иметь.
Но я отвлеклась, невысокий худощавый человек с темными вьющимися седыми волосами и тревожными глазами как у оленя встает передо мной. Он печально глядит мне в глаза и приглашает идти с ним. Мне не хочется. Я начинаю придумывать отговорки. Я говорю, что устала, что мне надо отдохнуть, я первый день, как вернулась... сейчас уже и не вспомню, всего того, что говорю. Он, молча, слушает. Не перебивает. Потом все с той же тихой жалостливой улыбкой повторяет свое приглашение. Значит, надо идти.
Мы проходим по улицам, вымощенным желтым камнем. Потом подходим к мосту, и вот перед нами красноватый утес, который вырастает из середины горной бурлящей реки, скальные породы полукругом подходят к желтой лестнице ведущей внутрь утеса, откуда, видимый в узком проеме, вырастает причудливое многооконное круглое здание. Я все время отстаю. Моему спутнику приходится снижать темп ходьбы, а то и совсем останавливаться и поджидать меня. При этом на его лице даже тени неудовольствия не проскакивает. Я нарочно иду медленно, опустив голову, и смотрю себе под ноги: жёлтые теплые камни лестницы, прохладные мраморные плиты с мозаичным вечно двигающимся как в волшебной подзорной трубе рисунком холлов и комнат дома Смия. Я уже была здесь. И помниться, радости это посещение мне не принесло. На миг остановилась перед знакомыми дверьми. Внутренне сжалась, сняла обувь, высоко подняла голову и вошла. Здесь ничего не изменилось