— Стой, — вскрикнул Рейли. — Не трогай, нет!
Дэн уже поднялся по ступеням и возился с вазой.
— Тяжелая, — пыхтел он. — Фунтов сто, не меньше…
— Брось, Лоусон, не трогай! — озабоченно поспешил к нему Митчелл. — Этан прав. У меня чувство, что все кругом сделано ради этой вазы. Не совершай ошибку. Внутри может быть содержимое, и вряд ли это вековой бренди.
— Именно поэтому мы не можем себе позволить оставить все как было.
Дэн потянул сосуд на себя, но тот неожиданно выскользнул у него из рук. Исследователи растерянно наблюдали, как он упал на край гранитной плиты, побалансировал мгновение и рухнул на пол, разлетевшись на сотни осколков. Поднялся и тут же рассеялся легкий дымок.
— Идиот! — не выдержал Фил. — Мы все вдохнули эту дрянь. Теперь мы мутируем в зеленых гуманоидов с щупальцами.
— Не факт, — виновато оправдывался Дэн. — Но придется провести анализ крови.
Он снял перчатку и уколол палец иглой портативного гемоанализатора. Лицо его побелело.
— Что там? — ужаснулся Этан, спешно расстегивая манжету.
— Ничего. Все в порядке.
Результаты показали лишь повышение уровня адреналина. Все выдохнули с облегчением, кроме Дэна, который устало сел на пол и прислонился к подножию пьедестала.
— Что с тобой? — обеспокоенно спросил Гордон.
— Просто устал. Надо определиться, как вернуться обратно.
Экипаж расположился на полу. Этан Рейли задумчиво перебирал черепки сосуда. Незаметно навалились слабость и апатия. Время, проведенное в лабиринте совсем недавно, казалось далеким прошлым. «Зачем идти назад? — лениво подумал он. — Здесь так красиво… Вот бы остаться здесь навсегда…»
Фил Коннор боролся про себя с наваждением, что снова идти через лабиринт не имеет смысла. «Заблудимся и умрем в переходах. Вот и вся наша экспедиция. Шанс выйти к двери — один на тысячу. Стоит ли пробовать?»
Гордону Митчеллу вспомнились жена и ребенок, и он загрустил, размышляя о судьбе человека во Вселенной. Меньше песчинки сидит он сейчас на далекой-далекой планете, с которой даже не видно его родную Землю. А дома, наверное, сейчас вечер. Мэри и Бобби пьют чай на залитой солнцем веранде. А может, утро, и Бобби машет маме ручкой, залезая в школьный автобус. И зачем он только сюда полетел?
Он потряс головой, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, и только теперь обратил внимание на Дэна. Тот сидел, запрокинув голову, бледный, лоб покрылся испариной. Полусогнутые в коленях ноги слегка подрагивали.
— Дэн! — Митчелл схватил его за предплечье.
— Оставь меня, — Лоусон выдернул руку, затем отвернулся, и его вырвало на пол.
— Что с ним? — ахнул Рейли.
— Морфиновая ломка. Мы не первый раз с ним летаем и знаем, что он наркоман со стажем. Он вовремя не принял дозу.
Фил присел на корточки рядом с Дэном.
— Крепись. От этого не умирают.
Дэн вяло улыбнулся, но тут же скривился и застонал.
— Что же нам делать? — растерялся Этан.
— Идти назад. Причем срочно. Дэну нужен морфий, и чем быстрее, тем лучше.
— Но как мы пойдем? И как он пойдет?
— Придется тащить его на себе.
— Нет смысла, — хрипло подал голос с пола Дэн. — Оставьте меня тут и идите. Мне совсем плохо. Я чувствую, что не выживу…
— Не неси чушь, — рассердился Фил.
— Послушайте меня… — Каждое слово давалось Лоусону с трудом. — Уходите отсюда. Разбив вазу, я выпустил то, что нельзя было выпускать… Вы должны были это почувствовать. Но я не могу больше противиться. Бегите без оглядки, бегите быстрее, пока оно не захватило вас… Я все равно умру, не теряйте времени…
Он сжал зубы и закрыл глаза. Этан смотрел на него с отчаянием. Внезапно на него накатила такая волна тоски, что он согнулся пополам, раскачиваясь взад и вперед, желая только одного — чтобы оно побыстрее кончилось; но его все не отпускало, и ощущение становилось все мучительнее. Изукрашенные стены казались ему такими знакомыми, будто он всю жизнь прожил здесь, и ему это настолько осточертело, что он был готов отдать что угодно, лишь бы не видеть их больше. Еще пять минут назад ему хотелось остаться здесь навсегда, но сейчас он не знал, куда скрыться. С диким воплем он выпрямился и побежал куда глаза глядят — в первый попавшийся проход — только бы подальше отсюда, от этого проклятого места!
Митчелл бросился было вдогонку, но Коннор ухватил его за шиворот.
— Не стоит, — тяжело дыша, сказал он. — Его уже не найти. Самим бы справиться.
Словно вся мировая скорбь обрушилась на них. Лечь на пол и умереть, свернувшись калачиком, представлялось самым лучшим вариантом.
— Это все наносное, — бормотал Гордон. — Наносное…
Рассудком он понимал, что растворившееся в воздухе содержимое сосуда оказывало на него психическое воздействие. Но душа его замирала, сворачивалась и разворачивалась, и он чувствовал каждое ее томительное движение. Все тщетно. Жизнь, смерть — только череда мелких событий в этом мелком мирке. Какая разница, быть или не быть. Все равно это не имеет значения. Все тлен и суета сует…
— Быстрее, — как сквозь вату услышал он голос Дэна. — Прочь!
И они с Коннором побежали как слепые, не разбирая дороги, каким-то чудом угодив в центральный проход, и только эхо последнего крика Дэна отражалось от стен: «Бегите!!!»
Они неслись, как сумасшедшие, по переходам и коридорам. Это был крайне неразумный поступок, но под влиянием эмоций воля их была подавлена настолько, что не оставляла возможности выбора. Инстинктивно они следовали самому простому желанию — избавиться от боли любым путем. Где-то на краю сознания Митчелл ловил проблески здравого смысла: состав атмосферы может измениться в любую минуту, а шлем снят; они могут потеряться в лабиринте; один член экипажа пропал без вести, второй умирает. Но он продолжал бежать, прижав руку к груди, словно хотел вырвать из нее сердце.
Неожиданно тускло зажглись фонари. Гордон вздрогнул: время в наручном приборе снова пошло, сдвинулось с мертвой точки. Скорее всего, оно было неверным, так что на него можно было не ориентироваться. Тоска немного отступила, даря смутную надежду. Однако воздух по-прежнему оставался воздухом, и когда они, не веря своим глазам, задыхаясь, выбежали из крайней левой дыры в комнату с обсидиановой дверью, содержание кислорода не изменилось.
Дверь была закрыта. Фил надел шлем и первым подошел к черной плите. Митчелл еще прилаживал соединение на шее, когда услышал чертыхания Коннора. Дверь упорно не открывалась от себя, а к себе открыть ее было просто невозможно — она полностью слилась со скалой, и не за что было уцепиться. Они толкали, царапали, пинали; но плита не поддавалась. Их замуровало заживо.