Я фыркаю. Плох тот паб, куда не могут войти клиенты. Я не могу отгонять их всю ночь, потому что охочусь с хранителями и убиваю то, что они ловят, но и днем мне удается побузить. Джайн как–то вечером поймал меня на этом и сказал, что владельцы «Честерса» меня убьют. Он слышал, что о них рассказывают. По его словам, в них не больше человеческого, чем в Фейри.
А я ответила, что пусть только попробуют. Видите ли, кое о чем я никому не говорила: когда я проткнула Охотника, случилась странная штука. Темнота поднялась по мечу и немного попала мне на руку. И заразила, как заноза. Несколько дней вены были черными, а рука заледенела, как мертвая. Пришлось носить перчатку. Я даже думала, что моя левая рука отвалится, и начала тренировать правую.
Но сейчас все вроде бы в порядке. И я не спешу убивать еще одного Охотника. Но, думаю, я стала быстрее. И приказы Ро уже не вызывают такого раздрая, как раньше.
По–моему, Ри–О и его чуваки ничего теперь мне не сделают, но я с удовольствием это проверю. И покажу это Мак, вот только прошло уже больше трех недель с того дня, как я видела ее в последний раз. С тех пор как мы пробрались в библиотеку.
И Бэрронс тоже не показывается.
Я не переживаю. Это не в моей природе. Я живу. Оставьте тревоги для самоедов.
Но я очень хочу, чтобы Мак появилась. В любое время. Это было бы просто здорово.
«Синсар Дабх» в последнее время шарит по всему городу. За одну ночь забирает около десятка людей Джайна, словно играет с нами. Разделяет и убивает их.
Я начала подозревать, что она ищет меня.
5
В Особняке, вдали от моего врага, я на время успокаиваюсь. Горе, утрата и боль тают. Видимо, они не могут существовать в этих стенах.
Копье вернулось в ножны. Дэррок, как и В'лейн, забирал у меня копье, а при расставании возвращал. Возможно, чтобы я могла себя защитить. Но от чего можно защищаться в таком месте?
Ни в одном измерении, ни в одной реальности не было и никогда не будет места, которое пленяло бы меня так, как Белый Особняк. Даже книжный магазин ему уступал.
Особняк завораживал. Если где–то глубоко внутри я считала себя сумасшедшей и злилась из–за этого, то меня слишком убаюкали лекарства, чтобы я могла долго об этом думать.
Я шла по коридору и любовалась им, словно в полусне. Окна были на правой стене, за хрусталем стекол над садом с пышными розовыми розами сиял рассвет. Цветы сонно качали головками от легкого утреннего ветерка.
Комнаты были всех оттенков утреннего неба. Цвета сочетались просто идеально, словно это крыло должно было, как безупречный наряд, подходить любому утреннему настроению.
За поворотом розовый оборвался и начался лавандовый пол. Лиловые сумерки заглянули в окна. Ночные создания проказничали в лесу под луной, окруженной лазурным ореолом. Комнаты этого коридора были оформлены в сумеречных тонах.
Желтые и зеркальные полы открывались в солнечные дни и солнечные комнаты.
В бронзовых коридорах не было окон, только арки дверей, которые вели в огромные королевские покои с высокими потолками — там были столовые, библиотеки с удобными креслами, бальные залы и другие места для развлечений, назначения которых я не понимала. Мне почудился смех. Освещенные свечами комнаты бронзового коридора пахли пряностями. Этот аромат завораживал и беспокоил меня.
Я все шла, заглядывая в комнату за комнатой, и радовалась тому, что находила и узнавала. Здесь постоянно менялось время дня и ночи.
Я бывала тут много раз.
Я нашла пианино, на котором играла.
Нашла солнечную комнату, в которой читала.
Кухню, где ела трюфели с кремом и маленькими фруктами, которых нет в нашем мире.
Здесь на столе рядом с открытой книгой лежала флейта и стоял чайничек с рисунком, который я знала, как собственную руку.
Тут был садик на крыше и башенка, с которой я наблюдала в телескоп за лазурным морем.
А здесь была библиотека с бесконечными рядами книг, где я проводила долгие часы.
Каждая комната была произведением искусства, каждая вещь оформлена с чрезвычайной тщательностью, словно их создатель не был ограничен во времени.
Интересно, сколько лет здесь провела фаворитка? И которая часть замка была ее детищем?
Я чувствовала вечность, но, в отличие от Холла Всех Дней, вечность более тонкую, нежную. Особняк обещал бесконечное блаженство. Он не пугал и не испытывал. Он был временем, таким, как оно есть: бесконечным и спокойным.
И вот — комната с тысячами платьев! Я проходила ряд за рядом, раскинув руки, оглаживая великолепные ткани. Как они мне нравились!