8
На возвращение ушел целый гребаный месяц.
Я умирал трижды.
Это было хуже, чем в 1912 году, когда я купил билет на этот чертов теплоход и поплыл через проклятый океан.
Фрагменты реальности Фейри повсюду, сбивают все самолеты, на которых я поднимаюсь.
Я обдумываю вероятность того, что, пока я вернусь, Дэррок успеет поймать ее, удалить мою метку с ее головы и отрезать мне способ поиска.
Я начинаю чувствовать ее.
Она жива. И все еще с моей меткой.
Но то, что я ощущаю, не соответствует ситуации. Я ожидал горя.
Эта женщина убила меня, а среди людей близость порождает определенную эмоциональную связь.
Но похоть? Кого она может хотеть вскоре после того, как меня не стало?
Я развлекаюсь мыслями о том, что метку можно и сжечь.
А когда я наконец добираюсь до книжного магазина, что же я вижу там?
Женщина, которая призывала меня на помощь, а затем при первой же возможности воткнула копье мне в спину, не потерялась в Зеркалах и не требует спасения.
Она стоит на моей аллее и целует ублюдка, который изнасиловал ее и превратил в при–йа.
Нет, давайте уж будем предельно точны: она засовывает язык ему в глотку и, похоже, вот–вот трахнет его.
Мой монстр трясет свою клетку.
Яростно.
9
— Мак! Эй, Мак! Ты меня что, не слышишь? Я спросила: «Какого хрена ты делаешь?»
Я застываю. Я дрейфую в темное место, где ничего не чувствую, поскольку, если бы чувствовала, убила бы себя. Нет правильного и неправильного. Это просто помеха.
— Не обращай на нее внимания! — рычит Дэррок мне в губы.
— Мак, это я, Дэни! Эй, с кем ты там целуешься?
Я чувствую, как она скачет с места на место за моей спиной, создавая сквозняк, который треплет мне волосы, и пытается увидеть, кого я прижимаю к стене.
Дэни видела Дэррока дважды и наверняка узнает его. Меньше всего мне нужно, чтобы она помчалась обратно в аббатство с новостью: «Мак связалась с Гроссмейстером, как и ее сестра! Ро была права! Предательница хренова — это у них, блин, в крови!»
Ровена без промедления воспользуется шансом, отправив всех ши–видящих помешать мне и при возможности убить. Эта узколобая сука охотится за мной с такой самоотдачей, с какой никогда не охотилась за Фейри.
Внезапный порыв ветра дергает мою рубашку. Волосы взлетают вверх.
— Это не Бэрронс! — возмущенно вскрикивает Дэни.
Это имя режет меня словно нож. Нет, не Бэрронс, и, если я не буду достаточно убедительной, Бэрронса не будет больше никогда.
— И не В'лейн! — В голосе Дэни снова слышится злость пополам с замешательством. — Мак, что ты делаешь? Где ты, блин, была? Я везде тебя искала. Прошел целый месяц. Мааак! — тянет она жалобно. — У меня есть новость! Посмотри на меня!
— Мне избавиться от нее? — бормочет Дэррок.
— От нее сложновато избавиться, — бормочу я в ответ. — Дай мне минутку.
Я шагаю назад, улыбаясь ему. Никто не обвинит Фейри в сексуальной несостоятельности. Похоть горит в его не вполне человеческих глазах. И в этом пожаре я вижу удивление, которое он пытается, но не может скрыть. Наверное, моя сестра была более… утонченной.
— Я сейчас вернусь, — обещаю я и медленно поворачиваюсь, чтобы дать себе возможность собраться с силами перед разговором с Дэни. Придется причинить ей боль, чтобы избавиться от нее.
Ее лицо светится от нетерпения. Непослушные рыжие кудряшки спрятаны под черным шлемом, лампочки горят. На Дэни длинный черный кожаный плащ и черные кеды. Где–то под плащом Меч Света, если только Дэррок не почуял и не отобрал его. Если меч там, то интересно, смогу ли я вытащить его достаточно быстро, чтобы Дэни меня не остановила.
У меня есть цели. На них я и сосредоточусь. Нет времени и смысла искать оправдания для больной совести. Когда я закончу с тем, что запланировала, все, что произойдет сегодня на этой аллее, сотрется и, как бы я ни обидела эту Дэни, не важно, она не узнает этого в будущем, которое я создам.
У меня перехватывает дыхание от невероятной свободы. С этого момента никто больше не укусит меня за задницу. Я в зоне полной безнаказанности. С тех пор как решила переделать мир.
На Дэни я смотрю слегка отстраненно, думая о том, сколько в ней нужно изменить. Я могу сделать так, что ее мать не погибнет. Дать этой девочке жизнь, которая не ожесточит ее, оставит открытой и мягкой. Я могу позволить ей веселиться, как веселились мы с Алиной, играть в волейбол на пляже, а не охотиться на улицах и не убивать монстров, в ее–то нежном возрасте… Сколько было Дэни, когда Ровена превратила ее в оружие? Восемь? Десять?