Правда, мало какие из этих обещаний ей удалось сдержать. Она сменила свою специальность в середине семестра с ботаники на журналистику. Она никогда не забудет натянутую улыбку матери и ее «Как чудесно», выдавленное сквозь сжатые зубы, когда та узнала правду. Персефона выиграла битву, но Деметра объявила войну. С того дня, куда бы она ни пошла, за ней по пятам всегда следовала одна из нимф Деметры.
И все же специализироваться на ботанике было не так важно, как держаться подальше от богов, потому что боги не знали о существовании Персефоны.
Ну, они знали, что у Деметры есть дочь, но ее не представляли ко двору в Олимпии. Они определенно не знали, что она маскировалась под смертную. Персефона не представляла, как, обнаружив ее, могут отреагировать боги, но знала, как отреагирует весь мир, и это не сулило ей ничего хорошего. У них будет новый бог для изучения и наблюдения. Она не сможет существовать – и потеряет свободу, которую только что обрела, а этого ей совершенно не хотелось.
Персефона редко соглашалась с матерью, но даже она понимала, что лучше будет вести жизнь обычной смертной. Она не была такой, как остальные боги и богини.
– Мне правда нужно много выучить, да еще и доклад подготовить, Лекса. К тому же завтра у меня начинается стажировка.
Она была намерена произвести хорошее впечатление, а появление в офисе с похмелья или не выспавшейся в первый же день вряд ли могло этому поспособствовать.
– Ты же уже все выучила!
Лекса указала на ноутбук и кипу записей на столе. Но, по правде говоря, все это время Персефона изучала цветы и думала о боге мертвых.
– И мы обе знаем, что ты уже написала этот доклад, просто ты перфекционистка.
У Персефоны вспыхнули щеки. Что такого, даже если это правда? Учеба была главным и единственным, что у нее действительно хорошо получалось.
– Ну пожалуйста, Персефона! Мы уйдем пораньше, чтобы ты успела отдохнуть.
– И что мне делать в «Неночи», Лекс?
– Танцевать! Пить! Целоваться! Может, даже немного сыграть. Не знаю, но разве не в этом все веселье?
Персефона снова покраснела и отвела взгляд. Нарцисс словно смотрел на нее сердито, отражая все ее неудачи. Она никогда не целовалась с парнем. Рядом с ней никогда не было мужчин, пока она не приехала в колледж, но и после переезда она держалась от них на расстоянии, по большей части из-за страха, что ее мать тут же явится из ниоткуда и обрушится на них.
Это не было преувеличением. Деметра предупреждала ее насчет мужчин.
– Для богов ты – две вещи, – сказала она Персефоне, когда та была совсем еще юной, – средство для получения преимущества в игре либо просто игрушка.
– Мне кажется, ты ошибаешься, мама. Боги способны любить. Есть даже те, кто поженился.
Деметра рассмеялась:
– Боги женятся ради власти, мой цветок.
И когда Персефона подросла, ей пришлось убедиться, что мать говорила правду. Никто из вступивших в брак богов не любил друг друга, вместо этого они проводили большую часть своего времени за изменами и последующими попытками отомстить партнеру за предательство.
Это значило, что Персефоне суждено умереть девственницей, потому что Деметра также дала ей понять, что смертные для нее тоже не вариант.
– Они… стареют, – говорила мать с отвращением.
Персефона решила не спорить с матерью о том, что старость не имеет значения для настоящей любви, так как осознала, что ее мать не верит в любовь.
Ну, по крайней мере, в романтическую.
– Мне… нечего надеть, – предприняла еще одну слабую попытку Персефона.
– Можешь надеть что угодно из моей одежды. Я даже сделаю тебе прическу и макияж. Пожалуйста, Персефона.
Персефона поджала губы, размышляя.
Ей придется ускользнуть от нимф, которых мать поселила в их квартире, и усилить свои чары, из-за чего могут возникнуть проблемы. Деметра захочет узнать, зачем это Персефоне вдруг резко понадобилось больше магии. Но, опять же, она может свалить все на дополнительное прикрытие на стажировке.
Без чар личность Персефоны могла быть раскрыта, так как у всех божественных существ была одна общая характеристика – их рога. У Персефоны они были белыми и закручивались в спираль, устремляясь прямо в небо, как у антилопы куду. И хотя обычных чар было более чем достаточно для жизни среди смертных, она не была уверена, что они сработают при встрече с таким могущественным богом, как Аид.
– Честно говоря, мне не хочется встречаться с Аидом, – наконец сказала она.
Эти слова имели привкус горечи, потому что на самом деле это была ложь. Правда заключалась в том, что ей были очень любопытны и он сам, и его мир. Ей казалось весьма интригующим то, что он был таким неуловимым, а пари, которые он заключал со смертными, – совершенно чудовищными. Бог мертвых представлял собой все, чем не являлась она, – нечто темное и притягательное.