И каким-то образом мы должны завоевать их доверие и убедить их, что им обеим нужен кхай, иначе они умрут.
— Оставайся у огня, — рявкает Хэйден. Он берет свое копье и идет поговорить с Рáхошем, а затем они вдвоем встают на полпути между самками и огнем. Они стоят спиной к новым самкам, и всем ясно, что они здесь не для того, чтобы удерживать самок, а для того, чтобы мы не беспокоили их.
Я возвращаюсь на свое место, разрываясь между раздражением и покорностью. Я хочу поговорить с темноволосой, чтобы развеять ее страхи, а теперь со мной обращаются так, как будто я доставляю столько же хлопот, сколько Хассен и Бек? Я бросаю взгляд на двух мужчин, и они склонили головы друг к другу, шепчась и хмурясь, когда разговаривают. Они бросают взгляды на Рáхоша и Хэйдена.
Хэйден прав, что проявляет осторожность. Мое «знающее» чувство подсказывает мне, что Хассен и Бек вынашивают план, хотя не нужно много ума, чтобы догадаться об этом. Это ясно написано на их лицах.
И, возможно, мой поступок только усугубил ситуацию.
Случайно я оглядываюсь на миску, которую оставил. Она исчезла, как и мой бурдюк с водой.
По крайней мере, это уже кое-что.
— Может быть, мне стоит принести им еще еды? — говорит Кайра мягким, взволнованным голосом.
Я достаю из сумки костяную чашку и предлагаю ей.
Она благодарно смотрит на меня и встает на ноги, затем опускает ее в пакет с тушеным мясом.
— Мы дадим им сегодня вечером привыкнуть. Я не могу себе представить, насколько это ужасно. Когда Нора, Стейси и остальные вышли из своих капсул, у них была куча людей, которые помогали им акклиматизироваться. Прямо сейчас есть только я, и я чувствую себя бесполезной. — Она вздыхает, а затем постукивает себя по виску, возле глаз. — Это тоже не помогает.
— Кхай? — Аехако догадывается.
Она кивает.
— Мы выглядим по-другому. Наверное, страшно. И я думаю, что одна из девочек не слышит.
Бек скрещивает руки на груди.
— Кхай это исправит. Нам нужно найти са-кoхчка для охоты, пока самки не стали слишком слабыми. — Таушен и Хассен кивают.
Аехако бросает взгляд на Хэйдена и Рáхоша.
— Я уверен, что скоро начнется охота.
— Это должно произойти очень скоро, — продолжает Бек. — Самки долго не протянут, если будут дрожать в тепле пещеры. Также стоит подумать о мэтлаксах и небесных когтях. Это место опасно. Мы должны схватить и доставить их в безопасное место.
— Ты просто хочешь, чтобы им дали кхаи, потому что ты хочешь, чтобы они резонировали, — размышляет Аехако. — Не маскируй это под свою заботу об их комфорте.
Аехако и Бек начинают громко спорить, Аехако, защищая, кладет руку на плечо своей пары. Кайра рядом со мной вздыхает и бросает на меня разочарованный взгляд.
— Я думаю, что, возможно, было бы разумнее взять с собой в это путешествие спаренных охотников.
— Они нужны своим семьям, — говорю я ей. Лицо пары моего брата осунувшееся и несчастное. — Мы вернем самок в целости и сохранности. Это все, что имеет значение.
— Да, а до тех пор все будут препираться из-за девушек, пока они не найдут отклик. — Она снова вздыхает и собирает свои одеяла, затем встает от костра, чтобы пойти навестить самок.
Когда она встает, Хассен бросает взгляд на место, которое она освободила. Он кидает кусочек кости в огонь.
— Ты был молчалив, Рокан. О чем говорит тебе твое «знание»? Найдут ли женщины отклик?
— Я ничего не чувствую в женщинах, — честно говорю я ему. — Возможно, потому, что у них нет кхая.
Он медленно кивает, а затем пристально смотрит на меня.
— Для меня не имеет значения, что касается желтоволосой. Но та, что мягче? Она моя. — в его глазах блестит собственнический взгляд.
Моя челюсть сжимается, и я борюсь со своим гневом на его смелое заявление.
— Резонанс решает, а не ты.
Он прищуривается, глядя на меня, а затем пожимает плечами.
— Тогда ты увидишь, как я резонирую с ней. Так или иначе, она моя. — Он поднимается на ноги. — И мне не нужно чувство «знания», чтобы понять это.
Он уходит, чтобы направиться к главному входу в пещеру, а я остаюсь вариться в собственном гневе. Почему мысль о том, что он претендует на «мягкую», наполняет меня такой яростью? Она мягкая и нежная, это правда. Кто-то такой смелый и прямолинейный, как Хассен, набросится на нее со всех сторон. Вот почему я злюсь при этой мысли?