– Я не забыл про твое заявление, – прохрипел он ей в ухо. Он имел в виду заявление Персефоны о том, что она имитировала оргазм.
– Я солгала, – простонала она, заерзав перед ним, но Аид не сдвинулся ни на миллиметр.
– Я знаю. – Его зубы коснулись ее плеча. – И собираюсь отбить у тебя охоту лгать об этом. Я отымею тебя так, что ты будешь просить о пощаде – снова и снова, так что, когда ты, наконец, кончишь, не сможешь вспомнить даже собственное имя.
Обещание в его голосе привело ее в восторг.
– Ты думаешь, что сможешь остановиться? – спросила она. – Лишить себя удовольствия от моего оргазма?
Аид усмехнулся:
– Если это значит услышать, как ты умоляешь меня, дорогая, то да.
Бог запрокинул ей голову и прижался к ее губам жадным поцелуем. Он переплел свой язык с ее языком, раскрыв ее рот так широко, что у нее заныла челюсть. Персефона не могла даже поцеловать его в ответ. Он отпустил ее лишь для того, чтобы повернуть, приподнять ей ногу и снова войти. Этот угол позволил ему остаться достаточно близко, и он снова накрыл ее губы своими в таком властном поцелуе, что она не могла сделать вдох. Потом Аид оторвался от ее губ только для того, чтобы покрыть ее шею поцелуями и легкими покусываниями, – он намеренно оставлял синяки на ее чувствительной коже. Когда богиня устала сдерживаться, он прижал ее к стене, погружаясь в нее все мощнее и быстрее.
Она смотрела ему в лицо диким расфокусированным взглядом, – кожа Аида покрылась капельками пота, – потом единственным, на чем она могла сосредоточиться, было ощущение его тела и удовольствия, которое он ей доставлял.
– Я люблю тебя, – произнес он. – И всегда любил только тебя.
– Я знаю, – прошептала она.
– Правда? – спросил он сквозь зубы, но не от гнева – его напряжение достигло пика, вены на шее вздулись, лицо покраснело.
– Я знаю, – ответила она. – Я люблю тебя. Я просто хочу все – хочу больше, хочу всего тебя.
– И у тебя это есть, – пообещал он и снова поцеловал ее. Их тела стали скользкими и липкими. Одна его ладонь уперлась в стену позади нее, а вторая так сильно сжала ее ягодицу, что непременно должна была оставить синяки. Грудь Персефоны словно стянуло от воздуха, что она не могла выдохнуть.
Аид вдруг, выругавшись, оторвался от богини, прикусив зубами ее губы. Из ее груди вырвался стон отчаяния. Он и правда собирался подвергнуть ее пыткам. Но потом он полностью отстранился, поставил ее на ноги и поправил их одежду. В следующее мгновение на кухне появился Гермес.
И Персефона вдруг осознала, к чему была эта спешка со стороны Аида.
Бог хитрости помешал им уже во второй раз. Выражение лица Аида было убийственным, но один взгляд на Гермеса заставил их досаду умолкнуть. Золотой бог был бледен и охвачен ужасом.
– Аид, Персефона, Афродита просит вашего присутствия. Прямо сейчас.
Первой мыслью Персефоны было то, что это как-то связано с Адонисом. Но почему Гермес выглядит таким обеспокоенным? Что-то не сходилось.
– В такой час? – Рука Аида обхватила Персефону еще крепче.
– Аид, – ответил Гермес с лицом цвета пепла. – Все… плохо.
– Где?
– У нее дома.
Вопросов больше не было – только запах морозного зимнего воздуха и пепла, когда они перенеслись.
Глава VII
Прикосновение ужаса
Они оказались в огромной комнате, – Персефона решила, что это кабинет. Свет был приглушен, придавая стенам темно-синий оттенок. Рядом с книжными стеллажами каштанового оттенка, заставленными томами в кожаных обложках, стоял стол того же цвета. На стене, в широких рамах из античного золота висели картины с обнаженными нимфами, крылатыми херувимами и любовниками под деревьями. Вся противоположная стена представляла собой панорамное окно, открывая их морозной ночи.
Интерьер был совсем не Афродитовским – никаких плюшевых ковриков, хрусталя и жемчуга, – и на мгновение Персефоне показалось, что они оказались не там, где нужно. Но вскоре ее взгляд упал на богиню любви, сидевшую на краю кушетки в центре комнаты. На ней была ночная сорочка из светло-голубого шелка и широкий халат. Она склонилась над женщиной, что лежала, укрытая, рядом с ней.
Персефоне она была незнакома, но чертами лица походила на Афродиту – изгибом губ, надбровными дугами, линией носа. Она была бледна и вся покрыта синяками. Руки, скрещенные на животе, были все в крови – со сломанными ногтями и рваными ранами.
Но зрелищем, от которого у Персефоны кровь застыла в венах, стали рога богини. Из-под спутанных и покрытых грязью волос цвета меда торчали две изуродованные оголенные кости. Рядом с богиней свернулась клубочком дрожащая маленькая собачка с перепачканной белой шерсткой.