Я не слишком рисковал, потому что, во-первых, дом Грюнна от особняка, принадлежащего Пляйсу, отделяли всего две улицы, а во-вторых, если Эсмеральда Пляйс так любила детей, то она, конечно, не отказала себе в удовольствии пригласить в гости весёлого мальчика и его мать.
На этот раз Грюнн промолчал, позволяя жене ответить.
– Это была добрая женщина, – ответила Элиза. – Бедная, как и все, кому судьба не позволила познать счастья материнства, но добрая.
– Роберта Пляйса тоже считали хорошим человеком, – заметил я. – Это большое несчастье, когда один хороший человек убивает другого хорошего человека.
– Да, чтобы вы знали, – вмешался Грюнн. – Именно так, как вы сказали. Большое несчастье. Но, слава Богу, чужое, не наше, так что не о чем и говорить.
Женщина обратила на него взгляд.
– Мастер инквизитор хочет узнать, что мы об этом думаем. Так же, как он захочет узнать, что думают другие, которые бывали у Эсмеральды. Думаю, что нет ничего плохого, если мы расскажем, что нам известно. – Теперь она повернулась в мою сторону. – А мы знаем, что они следовали божеским и человеческим заповедям. Он никогда не поднимал на неё голос или, не дай Бог, руку. Впрочем, и меня Господь благословил подобным мужем. – Она положила узкую ладонь на большую лапу Эриха, а тот просиял, услышав эти слова.
– Иногда в тишине и покое также можно обижать человека, – заметил я.
– Она не выглядела обиженной. – Элиза покачала головой. – И, быть может, в этих делах мы, женщины, видим даже лучше, чем инквизиторы.
Грюнн напрягся, словно опасаясь моей реакции, но я только улыбнулся.
– Наверное, так оно и есть, – согласился я. – В том числе поэтому дело кажется мне чрезвычайно странным. А Мария Грольш? Она тоже хорошая женщина? – Спросил я, подумав о женщине, которой был запрещён доступ в дом Пляйса.
– Мастер Маддердин, – Грюнн выпрямился на стуле, – не путаете ли вы ужин с допросом?
Я развёл руками и склонил голову.
– Прошу прощения, – мягко сказал я. – Возможно, нам стоит поговорить о более приятных вещах. В конце концов, времени у нас достаточно, а я останусь в Виттлихе до тех пор, пока всё досконально не разузнаю.
Элиза рассмеялась, и муж обратил на неё удивлённый взгляд. Как видно, она поняла двусмысленность моего высказывания, а в его разум ещё только вползал тяжёлый воз понимания.
– Что тебя так развеселило? – Спросил он с добродушной наивностью. Ну вот, воз всё-таки не дополз. Бывает и так.
– Ничего, милый, ничего. – Она опять положила ладонь ему на руку. – Съешь куропатку. Запечённая как ты любишь, в майоране.
– О! – Его лицо просветлело. – Хорошая жена это сокровище, мастер Маддердин, говорю я вам: сокровище. А вы можете жениться? Вам разрешено?
– Это не запрещено, – ответил я. – Но как-то так случается, что те из нас, кто завёл семьи, редко доходят до высоких должностей.
Он понимающе покивал головой.
– Может, это и правильно, потому что, когда человек заботится о семье, он всё быстрее убегает от работы, а на работе вместо того, чтобы думать о деле, он думает, не закашлял ли ребёнок, не попал ли под колёса или не подавился чем-нибудь, не дай Бог...
– И не прячет ли жена кого-нибудь под одеялом, – добавила Элиза с плутовской улыбкой.
– Э, нет. – Он покраснел и смущённо потёр подбородок костяшками пальцев. – Если Бог одарил меня любовью прекраснейшей женщины в городе, то, наверное, не для того, чтобы у меня её забрать? Или я не прав, мастер Маддердин? А?
– Уверен, что правы, – ответил я вежливо, хотя мне было трудно удержаться от мысли, что до определённого момента подобно Грюнну мог думать и Иов.
Я быстро искоса посмотрел на Элизу, которая в свете свечей выглядела действительно свежей и прелестной. Я не знаю, была ли она прекраснейшей женщиной в Виттлихе, но со своей светлой кожей, мягкими чертами лица и золотыми волосами ей не стыдно было бы появиться даже при дворе вельможи. И при этом она казалась человеком, наделённым большей живостью разума, чем её супруг. Что, как известно, не всегда идёт мужчине во благо.
– У вас есть любимые блюда, мастер? – Женщина повернулась в мою сторону. – Что-нибудь особенное, что я могла бы вам приготовить?
– Я бы не посмел злоупотреблять вашим гостеприимством, – сказал я и краем глаза заметил, как Грюнн кивает головой, по-видимому, одобряя мою скромность.
– Ладно, не отвечайте. – Она улыбнулась. – Я уверена, как Бог свят, что Бромберг уже успел расхвалить вам черепаховый суп...
– И раков, – добавил я, отвечая на её улыбку.
– Что правда, то правда, – вмешался Эрих. – Сколько живу, таких раков не едал. Знаете, я полжизни о таких деликатесах мог только мечтать. – Он начал тщательно вытирать соус хлебом. – Только потом Бог позволил мне достичь достатка тяжким трудом. И Бог также позволил мне счастливо разделить свой урожай с семьёй.