— Рад это слышать.
Пару секунд они сидели молча, и парень неловко ерзал в кресле. Что, блять, происходит? Что он хочет от него?
— Это все? — сердито уточнил Люпин у профессора.
— Нет… — Дамблдор тяжело вздохнул, а затем его взгляд стал отстраненным, почти холодным. Стеклянные голубые глаза встретились с ореховыми. — Они создают армию… Армию оборотней, Римус. Они будут пытаться переманить тебя.
Люпин подозревал об этом. Но слышать это от самого сильного мага, от того, в ком Римус видел прежде защиту, было похоже на удар в челюсть. Стало так жутко. Луни не был готов. Просто не был готов к войне.
— Да, я так и думал, — он нервно сглотнул. — Мне нужно будет прятаться? Сражаться? Чего в-вы хотите от меня?
— Мне нужна твоя помощь, — тихо и медленно произнёс Альбус. — Я хочу, чтобы ты присоединился к армии после окончания школы. Я хочу, чтобы ты стал шпионом для меня, ради общего блага. Чтобы мы выяснили, для чего Волдеморт использует оборотней.
Живот Римуса скрутило в ужасе. Все это было слишком близко, слишком реально.
— Нет, — сердце парня болезненно екнуло. — Черт возьми, нет. Ни за что. Я не вступлю в армию Волдеморта. Я не… оружие.
— Я не прошу тебя работать на них, я прошу тебя о помощи…
— Пошел ты! — Римус вскочил и попытался уйти так быстро, как только мог, но следующие слова Дамблдора остановили его.
— Иначе они убьют тебя! Они найдут тебя, где бы ты ни был, потому что после совершеннолетия тебе придется зарегистрироваться. Они убьют всех, кого ты любишь, если ты не станешь одним из них. Я не желаю тебе вреда, мой мальчик.
Все тело Римуса обмякло, сердце перестало биться, и он медленно развернулся, чтобы потеряно взглянуть на старика.
— Я… Я подумаю об этом… Я… — его глаза наполнились слезами, и он закашлялся, чтобы скрыть это. Черт возьми. Гребаный кошмар. — Я не могу позволить им убить людей… Которых я люблю… — он поспешил к двери, больше не в силах сдерживать слезы. — Я подумаю об этом.
***
Сириус чувствовал, что с Лунатиком было что-то не так, он просто не мог понять, что именно.
Он отдалился, охладел, почти вернулся к самому началу. Когда они впервые прибыли в Хогвартс. Римус прятался за шторками кровати, слишком много спал и реагировал на прикосновения, как дикий зверь. Сириус отчаянно пытался получить ответы, но все, что находил: «Приближается полнолуние, чувствую себя нехорошо».
Блэк беспокоился о Луни, ему нужно было обнять его, поцеловать, заняться с ним любовью, ему нужно было вернуть своего парня, потому что пустота в душе начинала увеличиваться, углубляться. Он скучал по нему, хоть они и жили вместе.
Поэтому в вечер пятницы, после встречи Римуса с Дамблдором, Бродяга решительно убедился в необходимости поговорить. Он ждал Лунатика в комнате, разложив шоколадное сердечки на подушках, приготовив горячую чашку какао на прикроватном столике. Джеймс ушел на свидание с Эванс, а Питер зависал с девчонками в библиотеке. Так что Бродяга посмотрел в зеркало, собрал свои и без того слишком длинные волосы в пучок, надел черные джинсы и шелковую черную рубашку, идеально сочетающуюся с его темно-бордовым лаком для ногтей и мятными духами. Он хотел устроить идеальный вечер для Римуса. Поэтому уселся с одеялом и шоколадками на кровать и принялся ждать, сердце переполняли любовь и беспокойство.
Но когда Луни открыл дверь, он выглядел бледным, почти неживым. Зеленый кардиган был помятым, глаза опухшими, а черты лица покрывала усталость.
— Как все прошло? — Сириус застенчиво улыбнулся, пытаясь поймать взгляд своего парня.
Люпин смотрел, казалось, куда угодно, но не на него. Он несколько секунд стоял у двери с грустным, тоскующим выражением лица, а затем молча присел на кровать. Его руки дрожали, и сердце билось так быстро, что Сириус мог поклясться, он слышал его.
— Что происходит, Ремми? — Сириус придвинулся к нему чуть поближе и взял дрожащие потные ладони в свои руки. — Ты можешь рассказать мне все, что угодно.
Римус глубоко вздохнул и посмотрел ему прямо в глаза. Сириус не мог припомнить, видел ли он когда-нибудь Луни таким разбитым или бледным прежде. Как будто он был до смерти напуган.
— Прости, Сириус, — прошептал он, но его слова затерялись в прерывистом дыхании. Римус сдерживал слезы. — Но я собираюсь рассказать, потому что иначе это с-съест меня зажив-во.
Сириус почувствовал, как у него падает сердце в грудной клетке. По какой-то причине ему вдруг захотелось разреветься. Хотя он ещё и не знал, что должно было произойти.
— Конечно, котенок, — Бродяга придвинулся ещё ближе и осторожно сжал любимые ладони. — В чем дело?
Римус глубоко вздохнул и посмотрел вниз, на их сплетенные руки.
— Мы больше не можем… б-быть вместе, — сказал он так тихо, что Сириус хотел бы… хотел бы не расслышать этого.
Внутри Блэка похолодело от ужаса. Его словно пнули в живот, оставив бездыханным. Он отчаянно хотел взглянуть парню в глаза, но Римус их не поднимал.
— Что… — слово застряло у него в горле, как нож. — О чем ты?
Наконец Римус поднял тяжёлые веки, полные слез, и весь мир Сириуса начал разваливаться на части.
— Нам нужно расстаться, Бродяга, — руки Люпина выскользнули из ладоней, и он нервно спрятал их в рукава свитера. — Пока не стало слишком поздно…
— Я не понимаю, — Сириус сглотнул, отрицательно качая головой. — Ч-что? Почему?
Он не осознал, когда именно, но гнев закипел в нем обжигающей лавиной. Горячие слезы наполнили глаза. Это был какой-то очередной кошмар, что-то, что они скоро исправят, как и всегда. Конечно, Лунатик не имел в виду того, что говорил.
— Что бы я ни сказал, каковы бы ни были причины, это не изменит того факта, что мы должны… — Люпин в отчаянии посмотрел на него глазами, полными вины и чего-то еще. Внутренности Блэка перевернулись от ужаса. — Я п-принял решение. Так будет лучше для нас. Для тебя.
— Нет! — в ужасе выкрикнул Сириус, гнев, наконец, нашел выход. — Лунатик, какого хрена? Как ты можешь… Нет! — он ощутил, как лицо краснеет. — Ты не можешь один решать, что для нас лучше, если я не слышу причины. И я знаю, ты, как всегда, вообразил какую-то чушь! Но на этот раз не сработает. Потому что я не сдамся. Потому что мы найдем способ исправить…
Римус все это время изучал его лицо в онемевшем волнении. И Сириус остановился, чтобы посмотреть ему в глаза, потому что, Господи, он хотел услышать эту гребаную причину. Все его тело начало трястись от гнева и отчаяния.
Внезапно Римус остановил свой взгляд на глазах Сириуса, сделал глубокий вдох и прошептал:
— Я больше не люблю тебя.
Если бы кто-нибудь попросил Сириуса описать боль, которую ты ощущаешь во время круциатуса, он бы солгал, назвав ее невыносимой. Вот это невыносимо. Вот это чертовски больно. Настолько больно, что лучше бы Римус использовал круциатус. Лучше бы он вновь очутился на холодном полу дома на Гриммо, 12.
— Что… — Сириус попытался заговорить, но внезапно горячие слезы застелили его взор, и все его лицо исказилось от боли. — Ч-что? Как? Ты…
Он не мог видеть Римуса, потому что все вокруг начало кружиться, горячие слезы заструились по лицу. В его грудь словно вонзили кинжал, прокрутили и выпотрошили сердце, оставив холодное тело умирать в канаве.
Сириус заглотнул воздуха и отвернулся. Это была ложь, конечно, это была ложь. Как, черт возьми, это могло быть правдой?
— Я тебе не верю, — прошептал он и посмотрел на светловолосого, наконец-то разглядев лицо. Люпин выглядел таким же разбитым. Конечно, это была ложь. — Почему ты это говоришь? Мне больно, Луни…
— Я ценю тебя как друга, — произнёс Римус дрожащим голосом, его рука попыталась дотянуться до запястья Бродяги. Но брюнет резко отодвинулся и посмотрел на него в испуге. — Просто не влюблён… больше…
— Чушь собачья, — губы Сириуса были мокрыми от слез. — Как ты мог трахать меня неделю назад, стонать и умолять поцеловать, а теперь… н-несешь такую чушь?
Римус сглотнул и отвел взгляд. Его плечи затряслись в беззвучной истерике.
— Я чувствую себя не так, как тогда… когда влюбился в тебя, — голос Лунатика был таким болезненным, что Сириус не знал, желал ли он ударить его или спрятать в объятиях. — Я не хочу причинять тебе боль, — он снова посмотрел на него, и Бродяге захотелось умереть на месте. — Ты лучший человек, которого я знаю. Ты и-идеальный, и ты найдёшь того, кто будет любить тебя до конца жизни. Это просто не я. Мне жаль. Я не м-могу изменить свои чувства.