— Ты хочешь, чтобы я двигался дальше? — его слова были едва слышны.
— Да, — выдохнул Люпин, все больше и больше желая утопить самого себя.
— Хорошо, я буду двигаться дальше, — кивнул Сириус и ядовито улыбнулся. Большим пальцем он вытер дорожки слез. — Я буду двигаться дальше, Люпин, я обещаю тебе.
Бродяга никогда не называл Римуса по фамилии. В голосе парня было что-то настолько мрачное, что Римус ощутил страх, ползущий по позвоночнику. Это было похоже на объявление… войны.
— Хорошо, — Лунатик кивнул.
А потом Бродяга улыбнулся, немного пугающе.
— Хорошо.
Неожиданно дверь распахнулась. Двое запыхавшихся мародёров вбежали внутрь и бросились к кровати Сириуса.
— Мы принесли зелье, — Джеймс выглядел бледным от ужаса. Он тут же приподнял голову Сириуса и начал вливать в него жидкость.
Недоумевающий взгляд Питера бегал от Сириуса к Римусу. В комнате вдруг стало душно, почти невозможно дышать.
— Мадам Помфри сказала, многие выздоравливают, — Джеймс заботливо погладил Бродягу по макушке и отложил на тумбу опустошенный стакан. — Как ты?
— Хочется, чтобы все закончилось, — Сириус крепко сжал руку Поттера в своей. И Римус так сильно завидовал, что начинал ещё больше злиться на самого себя.
— Многим уже лучше, это не смертельно, — натянул улыбку Хвост. — Ты будешь жить, Бродяга.
Сириус перевел медленный и уставший взгляд на Римуса и прошептал:
— Не знаю, хорошо это или плохо.
***
До конца следующего дня Блэка не было видно за бордовыми шторами. Изредка парень поднимался чтобы откашляться, выпить воды или отойти в туалет, но он был едва живым. Спасибо Богу за Джеймса Поттера, просидевшего рядом с ним почти сутки, не смыкая глаз.
Римус тоже не мог заснуть. Но все, что ему было дозволено – наблюдать со стороны, проветривать комнату и спускаться в гостиную за едой. К счастью, никто из мародеров больше не заразился. Карантин продлился четыре дня, и Сириус оправился, хоть и выглядел по-прежнему бледным и потерянным.
— Я не хочу возвращаться на занятия, — проскулил Джеймс, натягивая на себя школьную мантию.
— Ты бы предпочёл сидеть взаперти, Сохатый? — усмехнулся Сириус, завязывая у зеркала галстук. — Не верю.
— Я бы предпочёл все, что угодно, но не подготовку к ЖАБА.
— Осталось немного, Джеймси, — Блэк пересёк комнату и потрепал друга по волосам. Затем его смеющиеся глаза уставились на Римуса. — Если что, Люпин поможет нам подготовиться. Ну или выпьет оборотное зелье и сдаст за нас.
Лунатик замер в недоумении, потому что… Сириус правда пошутил? И он улыбался?
В замешательстве пребывал не только он, Джеймс и Питер переглянулись между собой.
— О, да ладно вам! — Блэк направился к Римусу, а затем… закинул руку ему на плечо. — Мы не можем ходить по тонкому льду до конца года. Люпин хочет, чтобы я двигался дальше. Предлагаю вам того же, идёт?
Римус нервно закусил губу и взглянул на друзей. Притихшие парни одобрительно кивнули.
— Отлично! — Блэк похлопал Римуса по плечу.
И в последующие дни их общение правда стало куда лучше. Они начали вновь разговаривать, изредка шутили друг над другом, и казалось, Мародеры никогда не ссорились между собой.
И все так внезапно вернулось на круги своя, что Лунатик мог догадаться… Поджидало что-то неладное.
***
Как оказалось… Идея Сириуса о том, чтобы двигаться дальше, подразумевала радикальные меры.
Но Римусу оставалось их только принять. Хоть они и душили тугой веревкой горло. Оставляя зияющую пустоту в грудной клетке.
Сириус всем своим видом пытался доказать, что он был готов двигаться вперед. И у него получалось.
Прямо посреди гостиной Гриффиндора стоял Римус. Уставившись на любовь всей своей жизни. Целующегося с каким-то незнакомым парнем на вечеринке. Запустившего ангельские пальцы в короткие чёрные волосы. Прижимающего незнакомца к ближайшей стене.
— Какого черта? — прошептала Лили за спиной Люпина, округлив глаза.
Она знала, что Римус и Сириус расстались, это было довольно очевидно для всех гриффиндорцев. Вряд ли девушка догадывалась почему, но и не пыталась этого выяснить. Мерлин. Люпин так сильно любил Эванс, она, наверное, была самым понимающим и чутким человеком на планете.
— Я, пожалуй, воздержусь от наблюдений, — Римус развернулся, ощутив острую боль в грудной клетке.
Все это было похоже на галлюцинацию. На страшный сон, который должен был вот-вот оборваться, и его парень должен был крепко обнять, прошептав: «Не грусти, Луни. Это лишь кошмар».
Но это было реально. Это было так чертовски реально, что Римус не мог винить никого, кроме самого себя.
И самое худшее… Блэк, казалось, наслаждался поцелуем. Он начал флиртовать со всеми подряд после того, как выздоровел. Он разговаривал со всеми парнями и девчонками их курса, подмигивал незнакомцам… и выглядел ещё сексуальнее обычного (если это вообще было возможно). Он не вылезал из кожаных брюк, ежедневно подводил глаза и душился по несколько раз на дню. Даже во время занятий рубашка всегда была расстегнута на несколько пуговиц. Можно было заметить изменения в походке и в его позе. Она теперь напоминала тех плохих парней, что видишь на обложках романов. Ревность вскипала в Луни до такой степени, что он буквально сходил с ума, крича по ночам в подушку.
Конечно, это была месть. Но Люпин ощущал, как терпения становилось все меньше и меньше. Желание и тоска царапали сердце. Хоть Блэк никогда и не пересекал границу флирта.
До сегодняшнего дня. До этого проклятого, ужасного дня. Когда в гостиной решили устроить вечеринку по случаю окончания карантина. Римусу хотелось ударить кулаком по стене. Ударить этого гребанного шестикурсника по имени Роберт. Который оторвал часть его сердца, похитил то, что принадлежало ему, и начал играться.
— Ты красивее, — Лили кашлянула в ладонь и подошла чуть ближе к трясущемуся от злости Римусу. Он вливал в свой напиток так много магловской водки, что можно было утонуть в ней.
— Не надо, Лили, — выдохнул он и уставился в пустоту. — Это моя вина, я все это з-заслужил. Рад за него.
Эванс издала звук, похожий на саркастическое согласие.
Люпин осушил стакан одним глотком. Обжигающее спиртное воспламенило горло и разлилось по желудку ядовитым теплом.
Он огляделся еще раз, потому что не мог сопротивляться, не мог удержаться от того, чтобы причинить себе боль. И то, что он нашел, были хищные глаза Сириуса, смотревшего прямо на Римуса, но целовавшего придурка в шею.
Люпин выбросил стакан в мусорное ведро и сорвался с места, потому что, господи блять, он не мог вынести ни секунды этого кошмара. Он схватил бутылку водки и поспешил в комнату, вверх по лестнице. К счастью, внутри было тихо, а окна распахнуты настежь. Прохладный ноябрьский воздух заполнил лёгкие, и Римус рухнул на мягкую кровать.
Внезапно ужас происходящего обрушился на него. Он захотел отправиться вместе с маховиком времени в будущее, где Сириус бы счастливо жил с другим человеком, а Римус искренне радовался за них. В своём плане отпустить Бродягу он не продумал один неприятный аспект: первое время будет чертовски больно. Так чертовски больно, что захочется выпрыгнуть из проклятого окна.
Холодная дрожь окутала тело. Римус схватился за рот, сдерживая слезы, которые, к сожалению, не могли уже ничего изменить. Как будто от того, что он будет рыдать, ему станет легче.
Легче не становилось — только хуже, только гаже на душе с каждым днём.
Выпив полбутылки водки огромными глотками, Римус почти что застонал от боли. Стиснул зубы до крови и сжал кулаки. Всё правильно. Он это заслужил.
Голова начала идти кругом, но он не мог перестать глотать едкую жидкость.
Он хотел забыться, хотел убить эту боль любым возможным способом. Вскочив с постели, Люпин пьяно побрел к окну, схватил пачку сигарет и зажег одну из них. Он почти никогда не курил, слишком сильно ненавидел вкус табака.
Но святое дерьмо. В ту же секунду, как он вдохнул дым, в голове закружились воспоминания о волосах Сириуса, о его дыхании, губах и шее. И Римус выкинул сигарету, захлопнув окно.