Но ни драконицы, ни альфа-дракона с моря не видно, и Каос уверяет, что мы видели их в последний раз.
— Венера — огромный мир, в конце концов, — говорит он мне. — Они не будут гнездиться рядом с людьми.
И все же я беспокоюсь за Лейта, Аиду и Охотничьи угодья. И хотя мне приходится ждать, пока буря пройдет, прежде чем я смогу найти их, погода не мешает мне готовиться к путешествию. Держать руки занятыми, это единственное, что я могу сделать, единственное, что Каос позволяет мне сделать, когда он проливает в меня семя снова и снова.
И, по-видимому, посев — тяжелая работа для такого тела, как у него, потому что он уже съел половину моего соленого мяса и сушеной рыбы.
Я заметила, что фрукты не годятся для людей-драконов. Мясо годится.
«Эта задача меня измотает». — Я улыбаюсь. — «И я бы не хотела ничего иного».
Отложив в сторону костяной нож, — я точила кончик старого копья, — прижимаю руку к животу. Я не могу дождаться того дня, когда Каос со всей уверенностью скажет мне, что я беременна. Я мечтала иметь собственную семью, и с трудом могу поверить, что это действительно возможно сейчас, хотя Каос напоминает мне об этом ежечасно… в очень физическом смысле.
Он расхаживает вокруг меня. И когда он не ходит, он ест или трогает и спрашивает обо всем в моей хижине, проверяя их, используя их в своих руках. Но сейчас, по мере того как день удлиняется, он расхаживает взад-вперед, ожидая действий, и это меня тревожит.
И когда я начинаю беспокоиться, он становится еще более встревоженным. Наши эмоции перетекают друг в друга. Я делаю глубокий вдох и заставляю себя успокоиться, призывая к терпению. А также чтобы не вскочить на ноги и не поцеловать его снова.
Старейшины племени уже знают о его существовании. Утром отец первым делом постучал в дверь, разбудив нас. Тулия и несколько моих сводных сестер стояли по бокам от него.
Его шок — их шок — было на что посмотреть. Мои сводные сестры спорили и обменивались предметами, делая ставки на безумие Тулии.
— Значит, ты дракон? — спросил Эстей, мой отец, настороженно глядя на Каоса. — Мужчина из джунглей?
— Я был драконом. Теперь нет. Возможно, вы слышали мой рев несколько дней назад, глубокий и ужасный. Я не всегда был человеком.
— Но теперь ты человек…
Каос раздраженно фыркнул.
— Да.
— А эти штуки у тебя на руках, что это? Почему ты зеленый, молодой человек?
Это было интересное утро. Я снова рассказала свою историю, и Каоса засыпали вопросами. Отец не понимал существования Каоса, но к концу утра он понял, что Каос значит для меня и что мы не можем расстаться. Что мы отказались расстаться. Что если его не примут в племя, они потеряют меня… потому что я не оставлю его.
Отец и мои сестры оставили нас, зная это.
Они ушли, чтобы подготовить нашу защиту к предстоящим переговорам со старейшинами.
В какой-то момент Эстей вернулся с подарком в виде кожаных штанов для Каоса, сделанных из крокодиловой кожи, чтобы заменить скудное покрытие его сетчатой накидки. Они сидели плохо, но мне не потребовалось много времени, чтобы добавить полоски кожи по бокам, улучшая посадку. И все же они доходили только до середины голени. Проблема на потом.
И все же дождь не давал нам убежать, он не дает нам убежать и сейчас. Мне не терпится показать ему красоту моего дома, кристально чистую лагуну и русалок рядом с нами. Охотиться вместе с ним. Чтобы разделить мою жизнь с ним.
Мне также интересно, вернулись ли Элаэ, Джай и Ида до того, как разразилась буря. Интересно, почему они не ответили на мое пение в то утро, когда я покинула Охотничьи угодья?
Но нет, дождь и ветер продолжаются.
И погода — это не совсем то, почему я беспокоюсь, или почему Каос ходит взад и вперед, иногда рыча.
Нет, старейшины обсуждают Каоса и его включение в наше племя, мой отец возглавляет Совет. Мы ждем, когда нас вызовут.
Поэтому, когда позже вечером в дверь наконец-то постучали, мы оба мгновенно вскочили на ноги, и снова Каос встал передо мной. Он подходит к двери и открывает ее. Налетает порыв дождя и ветра.
Отец стоит у входа. Он пришел забрать нас для старейшин.
— Пора, — говорит он.
Мы с Каосом следуем за ним к центральной общинной хижине на неглубоком краю лагуны, построенной почти над полудюжиной деревьев, некоторые из которых нависают над водой. Близость к воде облегчает жизнь русалкам, которых мы считаем частью нашего племени.