Итак, я являюсь Розенкранцу и Гильденстерну, неотличимым весёлым наёмникам с лицами, похожими на гладкие перегородки, ограждающие от всякого разума.
— Я знаю, кто ты! — говорит один из них — я не могу их различить — и хватает второго. — Мы всё слышали.
— Хватит об этом, — говорю я. — Выбросьте его за борт. Затем поспешите обратно в Данию и скажите, что он был убит наёмниками Полония. Это весьма огорчит Клавдия, и у него не возникнет никаких подозрений, когда вы попросите о частной аудиенции дабы сообщить важную информацию. Уединитесь в его покоях, и я пронжу его насквозь.
Строго говоря, это, конечно, ложь. Проклятие не позволяет мне действовать физически. Но по крайней мере, наконец что-то начнётся, и это меня займёт. Бездействие принца просачивается в меня.
— Я хорошо заплачу вам за ваши услуги, — говорю я. — В конце концов, я всё ещё король. У меня всё ещё есть слуги.
Они смотрят на меня с непроницаемыми лицами.
— Ты призрак, — говорит один из них. — Как ты можешь заплатить нам?
— Я обладаю великой мистической силой. Просто поверь.
— Мы с ним учились, — замечает один из них. — Мы связаны клятвой верности.
— Он намерен убить тебя, — указываю я. — Приказ уже подброшен в ваш багаж.
— Ваши слуги чрезвычайно коварны.
— О, тут я могу согласиться, — киваю я. — Разумеется, с этим я могу согласиться.
Дело налаживается — они услужливая парочка, глубоко верящая в призраков, — но, тем не менее, ничего не выходит; принц пронюхивает о заговоре и бежит с корабля. Тем временем бездельники не могут отыскать чёртов приказ в своём багаже. Ситуация безнадёжно запутана, и по возвращении ко двору я узнаю, что Офелия ещё больше усложнила ситуацию, утопившись. Кажется, в этой легендарной трагедии покончено со всеми, кроме настоящего преступника. В покоях я сталкиваюсь с принцем, он натягивает перчатки, поправляет клинок, бормочет что-то о срочных делах.
— О, — говорит он, глядя на меня с тусклым и рассеянным выражением лица, — это снова вы. Постановка была великолепна. Вы сыграли отменно; правда я желал бы лучшего результата. Вы пришли за кошелём? Я уверен, вы будете довольны.
Я понимаю, что в тусклом свете и из-за своей озабоченности он принимает меня за актёра, игравшего короля. Мои цепи не слишком заметны.
— Да, нам заплатили, — говорю я. — И король признался во всём в ваше отсутствие. Он умоляет об освобождении.
— И он его получит. — Гамлет внимательно смотрит на меня. — У вас другой акцент, — говорит он. — Быть может, вы самозванец?
— Ничто не изменилось, — реку я, — и изменилось всё. Но только ты можешь положить этому конец.
— Меня не запугать, — говорит Гамлет. Выражение его лица становится угрюмым. — Убирайся отсюда, пока я не проткнул тебя насквозь.
— Ты никого не проткнёшь. В вашем мире никогда ничего не происходит, пока кто-нибудь не бросится в пруд.
— Мерзавец, — говорит он и обнажает свой меч. — Этого я не приму.
Я смеюсь ему в лицо и ухожу, оставляя его в бормотании. Лучшая вещь в нижнемирье, хотя и несколько болезненная, — это исчезание по желанию.
Я угрюмо удаляюсь, дабы понаблюдать за последующими событиями. Я знаю, что ничего не произойдёт, и всё же надеюсь. Всё, что угодно, предпочтительнее, чем шастать и бренчать цепями о паркет. Удивительно, но происходит много чего. Гертруда отравлена. Клавдий пронзён насквозь. Сам Гамлет, в ужасе от своей активности, подставляется под удар. В финале, что самое удивительное, Фортинбрас благословляет их всех. Я мог бы лучше, но воздерживаюсь от комментариев. Иногда лучше выглядеть неуверенно. Кроме того, теперь я знаю, что до избавленья от моих цепей осталось совсем немного.
Клавдий присоединяется ко мне на башне, доверительно приобняв за плечи.
— Не так быстро, дурачок, — говорит он. — Это ещё не конец.
Гертруда, стоящая в углу, подмигивает.
— Помнишь трёх ведьм? — шепчет он. — Помнишь призрак Банко? Теперь мы повеселимся по-настоящему.
— Повеселимся? — удивляюсь я. — По-настоящему?
Гертруда царственно приближается ко мне, звеня своими цепями.
— Точно, — говорит она. — Как только Лир выйдет на пустошь, мы выбьем из него всю дурь.
— А ещё заставим Калибана немного поёжиться, — мечтательно произносит Клавдий.
Я чувствую, как хладные ветры нижнемирья пронзают меня насквозь, подобно хихикающим ножам.