– Сказала я вам – на помойке она, самое место ей здесь. Ну, что, хорошенько я по ней молотком прошлась – теперь-то уже не покрасуется.
Из груди Добби вырвался протяжный, похожий на стон крик, после чего он, резко замахнувшись, опустил свой крепкий кулак на рыхлое лицо женщины. Истошно вопя, он обрушивал на ее живое лицо сокрушительные удары; бил ее и кричал, кричал и бил, покуда она окончательно не лишилась сознания. А может и вовсе умерла.
Потом же, чуть позже – но еще до того, как сгрести в кучу все, что осталось от его Пегги-Энн, и поволочить весь этот теперь никому ненужный хлам через весь двор, снова не отрывая взгляда от земли, – он склонился над телом хозяйки квартиры и попытался было – безуспешно попытался – изменить форму ее вялых, неподвижных губ, придать им хотя бы какое-то подобие улыбки. Улыбки Пегги-Энн. У него почему-то было такое ощущение, что именно это ему сейчас надо сделать в первую очередь.
Впрочем, женщина по-прежнему отказывалась улыбаться – и он, чуть подумав, пришел к выводу, что это и правильно. Не стоит этого делать.