Кенсингтон фыркнул.
— Это все?
— Есть кое-что еще, но они приберегают это на потом, по крайней мере, так говорит Питер.
— Забавный такой парень, да? С акцентом?
— Он самый.
— Он знает, что говорит?
— Думаю, что да.
Толстый старик посмотрел на вылизанную дочиста тарелку. Резко отодвинул стул, пробормотал «ну и черт с ним», встал и направился в маленькую кухоньку, примыкающую к гостиной. Открыл холодильник, достал коробку с маленьким — шоколад с орехами — тортом, вернулся к столу, снял крышку, пальцами отломил верхнюю часть и с блаженной улыбкой отправил в рот.
— Торты не входят в вашу диету, не так ли? — полюбопытствовал Пенри.
— Нет, не входят. Угощайся.
— Нет, благодарю.
По лицу Кенсингтона разлилось облегчение.
— Единственное удовольствие, которое и осталось старику: поесть вволю. Пить не могу — сердце. Курить бросил в двадцать четыре года, потому что это глупая привычка. О женщинах я больше не думаю. Сам понимаешь, годы уже не те.
За верхней частью торта последовала нижняя. Кенсингтон высыпал в ладонь крошки, съел и их. «Он не протянет и года», — подумал Пенри.
Разделавшись с тортом, Кенсингтон махнул в сторону окна.
— Они беспокоятся.
— Могу себе представить, — кивнул Пенри.
Подойдя к окну, он бы увидел Лафайет-Парк, а за ним — Белый дом.
— И не потому, что там очень уж любят Дона Каббина.
— Это понятно.
— Их тревожит его соперник, Хэнкс.
— Сэмюэль Морз Хэнкс. Сэмми Хэнкс.
— Да, Сэмми Хэнкс. Добрый папашка из Думаса или пытается быть таковым, да? — спросил Кенсингтон.
— Это имидж, который он создает себе не один год.
— Вы еще употребляете это слово?
— Какое?
— Имидж.
— Почему нет? Конечно, употребляем.
— А я-то думал, что им давным-давно не пользуются.
Пенри мысленно приказал себе более не произносить слово «имидж» в присутствии старика Кенсингтона.
— Так что там у них с Хэнксом? Они ему недоплачивают?
— Будучи секретарем-казначеем, он получал пятьдесят пять тысяч в год, чуть меньше, чем Каббин. А расходный счет у него такой же, а то и больше.
— Значит, дело не в деньгах?
— Нет.
— Это плохо, — старик покивал совершенно лысой, за исключением венчика седых волос над ушами и шеей, головой. Он выглядит как новорожденный, в какой уж раз подумал Пенри. Умный, толстый, розовощекий младенец.
Старик все кивал, не замечая, что делает, погруженный в раздумья. Подумать было о чем. Что за человек Сэмми Хэнкс? Сможет ли Уолтер Пенри справиться с этим поручением? Когда он сможет выпроводить Пенри, чтобы насладиться «Золотым тортом», который дожидался его в холодильнике?
— Сколько лет этому Хэнксу, сорок три, сорок четыре?
— Тридцать девять.
— Ага.
— Что значит ага?
— Он еще достаточно молод, чтобы не разделять свою озабоченность за будущее профсоюза и личные честолюбивые планы. Обещает всем радикальные перемены к лучшему?
— Во всяком случае, пытается.
— Но ведь Каббин не разучился использовать свой баритон?
— Разумеется, нет. Голос его никогда не подводил.
— Как давно Хэнкс стал секретарем-казначеем?
— Шесть лет тому назад.
— То есть выдвинул его Каббин?
— Да.
Старик кивнул.
— Как это знакомо. Президент изображает большую шишку и дает интервью прессе, а секретарь-казначей ездит по низовым организациям, раздавая подачки и наживая политический капитал. Потом, бах, и президент в ауте, а секретарь-казначей на его месте. Такое случалось довольно часто.
— Я знаю.
— Их контракт заканчивается тридцать первого октября?
— Да.
— А выборы пятнадцатого октября?
— Да.
— И вновь выбранному президенту придется завершать переговоры. Каббин уже определился?
— Он уже добился тридцатипроцентной прибавки для обработчиков и сборщиков.
— Понятно. А как насчет неквалифицированной рабочей силы?
— Он полагает, что без забастовки прибавка составит двадцать один процент. С забастовкой — двадцать четыре.
— И бастовать смысла нет.
— Нет.
— А Хэнкс хочет получить тридцать процентов для всех?
— Больше.
— Этим он надеется привлечь на свою сторону низовые организации?
— Похоже на то. Почему, говорит он, мы должны отставать от автостроителей?
Кенсингтон вздохнул.
— Да, у Хэнкса есть весомый аргумент, да только Белому дому он очень не нравится. Им не нужна забастовка и тем более не нужно более чем тридцатипроцентное увеличение зарплаты. Они полагают, что экономике будет нанесен урон, а следовательно, уменьшатся шансы на переизбрание нынешней администрации.