Немалую роль сыграла и география региона. «Долина» реки Инд на самом деле представляла собой две долины, которые — с военной точки зрения — имели форму песочных часов. Нижняя долина, Синд, была широкой у побережья и в дельте Инда, но сужалась по мере продвижения на север по направлению к городу Суккур и узкому проходу за ним. За проходом верхняя долина расширялась. Само называние Пенджаб означало «земля пяти рек». Верхняя долина имела форму веера, а река Инд и ее основные притоки формировали его «складки».
Если Велисарий сможет прорваться в Пенджаб, где у него появится место для маневров…
Это прижмет малва к стене. Поэтому, точно так же, как сделал бы Велисарий, Линк укрепит Пенджаб и узкий проход у Суккура — но не станет особо напрягаться из-за Синда. Конечно, он поставит там солдат. Но их основной задачей будет не предотвратить захват Велисарием нижней долины, а задержать римско-персидские войска, чтобы позволить Линку превратить Пенджаб и Суккур в неприступные земли. Малва будут медленно уходить на север, разрушая в долине все по мере своего отступления. Так называемая тактика выжженной земли.
Понятно, что если малва смогут отобрать у римлян и аксумитов контроль над морем, то Синд превратится в смертельную ловушку. Малва сделают с огромной армией Велисария то же самое, что он сделал с ними в Харке.
Велисарий знал, что если он не сможет нарушить планы Линка до того, как они начнут приносить плоды, то ему предстоят годы жестокой, кровопролитной войны против сильного противника, исход которой в большей мере будут определять осады, а не сражения на открытой местности. Не маневры, а война на истощение, во время которой Риму придется заплатить кровью и богатствами непозволительную цену. Велисарий сильно потрепал малва на протяжении последних двух лет, а восстание на Деканском плоскогорье маратхи, которым он изрядно помогал, еще больше обескровило империю. Но факт оставался фактом: малва все еще могли пользоваться большими ресурсами, чем Рим, Персия и Аксумское царство, вместе взятые. Долгая изнурительная война будет на руку скорее малва, нежели Велисарию.
Линк определенно сделает все возможное, чтобы военные действия развивались именно так. Киберорганизм знал человеческую историю так же хорошо, как и Эйд. Империя малва, безусловно, защищается, но используя тактику голландцев, воевавших против Испании.
«И эта тактика работала почти столетие, — пришел ментальный импульс от Эйда. — До тех пор, пока испанцы наконец не сдались».
Велисарий ментально пожал плечами.
«Да, — ответил он. — Но испанцы так и не смогли обойти укрепления противника с фланга, потому что спины голландцев защищало море. А спины малва ничего не защищает. Я знаю планы Линка. И я верю, что смогу их нарушить, когда придет время. Не спрашивай меня, как, потому что я сам еще не знаю. Но война — это хаос, а не порядок, и я думаю, что мое понимание войны гораздо лучше, чем у Линка. Пусть будет проклят его „сверхчеловеческий разум“! Война — это не игра шахматы. Это в большей мере движения души, чем разума. А у этой сущности нет души. Она попытается управлять хаосом, в то время как я буду наслаждаться и упиваться им.»
Велисарий чувствовал сомнения Эйда. Но единственная мысль, которая наконец пришла, была донельзя простой.
«Я доверяю твоему мнению».
Велисарий усмехнулся. Услышав тихий звук, Ситтас вопросительно склонил голову и посмотрел на него.
— Эйд только что выразил уверенность в моих суждениях, — сообщил Велисарий. — Хотелось бы мне чувствовать то же самое.
Он рассчитывал, что Ситтас произнесет одну из своих обычных саркастических реплик в адрес Велисария, но его большой друг просто усмехнулся.
— Ты знаешь, я согласен с этим маленьким умненьким существом. Я думаю, что твоя стратегия в этой кампании, черт побери, почти блестящая. Черт побери, если вдуматься, и не «почти».
Велисарий нахмурился.
— Она слишком сложная. Слишком запутанная. Слишком много этапов. Первый шаг, второй, третий. Маврикий не переставал ворчать на меня по этому поводу на протяжении целого дня. И я не могу с ним не согласиться. Достаточно скоро вся моя «стратегия» станет расползаться по швам, и я вернусь к тому, чтобы принимать стратегические решения в седле. — Он перестал хмуриться, вместо этого у него на губах появилась легкая хитрая улыбка. — К чему, как я признаю, у меня есть определенная склонность. Больше чем у Линка, готов поспорить. И спорю.
Ситтас приподнял свое огромное тело в стременах и мгновение осматривал гигантскую армию.
— Кстати, а где сам старый ворчун?
Он опустился назад в седло. Задача найти отдельного человека в огромной толпе солдат и нагруженных вьючных животных, даже офицера из высшего командования со свитой и знаменами, была практически безнадежной.
— Конечно, он ворчит, — проворчал сам Ситтас. — Какой была бы жизнь без вечно недовольного старого ублюдка? Но ничего не могу поделать — на этот раз он просто не прав.
Ситтас почти что злобно показал на бесплодный пейзаж впереди.
— Дальше все будет в точности таким же, Велисарий. Я даже не уверен, что малва возьмут на себя труд бороться за дельту, когда мы наконец прибудем в Бароду, просто бросят ее и дадут нам удобно устроиться. А затем, когда изменится направление муссонов, станут наблюдать, как мы умираем от голода под стенами их укреплений. К тому времени, как мы туда доберемся, они оставят нам только воду и голые камни.
— Легче сказать, чем сделать.
Ситтас пожал плечами.
— Да, конечно, я знаю. — Его короткий смешок прозвучал, как лай. — Легко историкам говорить: «Они опустошили местность». Ты можешь представить кого-то из этих лентяев, пытающихся уничтожить посевы? Мне еще никогда не удавалось поймать ни одного за этим занятием. И вообще, это тяжелая работа. И я точно никогда бы не пожелал такого крестьянину.
Велисарий улыбнулся. Он сомневался, что Ситтас на самом деле читал кого-то из историков, которых только что поносил. Зато Велисарий знал, что Ситтас на императорском пиру один раз ввязался в громкий спор с тремя историками. В конце концов Феодора отправила свою личную стражу успокаивать разбушевавшегося полководца.
С другой стороны, Велисарий-то как раз многих историков читал. И хоть он не плевался от ярости, как Ситтас, из-за глупостей слишком образованных интеллектуалов, ведущих размеренную безбедную жизнь, он очень хорошо понимал своего друга. Все эти бумагомараки страдали манией превращать прозаическую и сложную реальность в череду метафор, отчего хроника военных кампаний начинала напоминать изящную поэзию, которая, как они блаженно предполагали, и является зеркалом жизни.
«Опустошить местность. Разграбить землю».
Велисарий сам не раз отдавал подобные приказы, в особенности в первые годы своей военной карьеры, когда дрался против варваров на Дунае и против персов на граничащих с Месопотамией территориях. Но и он, и его подчиненные между строк видели прозу жизни и то, что на самом деле значили все эти простые, понятные глаголы и существительные.
«Как можно лучше — за отведенное время. Как можно больше — и тем количеством людей, которые есть. Все, что можете сделать — с военной техникой вместо элементарных сельскохозяйственных орудий и мулами вместо волов».
Он помнил, как яростно ругались его подчиненные, занимаясь бесконечной и изматывающей работой, пытаясь извести цепкую виноградную лозу и вырубить рощи оливы и фруктовых деревьев. Или тяжелую работу по уборке зерновых, когда их сваливали в кучи, которые можно поджечь. И это не считая того, что приходилось отыскивать тайные погреба с запасами, укрытия, сделанные крестьянами, гораздо более опытными в подобного рода вещах, чем солдаты. Крестьянами, для кого результат был гораздо важнее, чем людям, которые вскоре уйдут из этих мест.