«Раджпуты! Рана Шанга несколько часов сражался против Валентина один на один! Ты думаешь…»
Велисарий пресек протест.
«После возвращения в Индию раджпутов Дамодары расквартировали в Бихаре и Бенгалии. Через полконтинента от того места, где Валентин…»
«Ситуация может измениться, — надулся Эйд. — Ты сам все время это говоришь».
«Да, ситуация меняется — и, вероятно, изменится снова. Судя по тому, что нам сообщила Ирина об успехах восставших маратхи, полагаю, что Ране Шанге и Дамодаре вскоре прикажут отправиться в Великую Страну, которая…»
Велисарий чувствовал, что Эйд обижается все сильнее, и ему пришлось бороться с улыбкой.
«…которая тоже расположена через полконтинента», — подытожил он.
Велисарий прервал разговор. Как обычно, кратко и по делу, Агафий заканчивал отчет о снабжении армии. Велисарий мысленно приготовился к следующему раунду криков и споров.
Куруш уже вскочил на ноги.
— Что означает эта чушь? — заорал он. — Не более четырех слуг — даже для ариев благородного происхождения? Чушь! Невозможно!
Велисарий посмотрел на Ситтаса. Угрюмое выражение тут же исчезло с лица греческого полководца, и он швырнул в Куруша полный ликования взгляд.
Ситтас поднялся со стула.
— Чушь, — пророкотал он. — Любой римский катафракт легко обходится двумя слугами. А если благородный шахрадар думает, что у него возникнут проблемы из-за малого количества прихваченного с собой багажа, возможно, нам следует пересмотреть назначение…
Вопли, крики, грохот. Шум и ярость.
«Вот они, радости командования», — мрачно подумал Велисарий.
«Ты оставишь Исаака и Приския?» — робко и как-то с опаской спросил Эйд.
«Да. Нет смысла посылать их в пасть малва».
Он уже собрался добавить какое-нибудь веселое замечание, но затем, почувствовав искреннюю боль, таящуюся в сознании Эйда, мгновенно передумал.
«Они почти так же хороши, как Валентин с Анастасией, Эйд. Я буду в безопасности».
Последовал ментальный эквивалент вздоха. Затем кристалл сказал:
«Просто… я очень тебя люблю».
Крики и вопли разъяренных спорящих дехганов и катафрактов продолжали наполнять помещение, тем временем как структура гигантской армии потихоньку упорядочивалась. Но главнокомандующий какое-то время не обращал на все это никакого внимания, общаясь со странной сущностью, пришедшей в этот мир. И если другие могли бы найти что-то странное в любви и привязанности, возникшей между человеком и кристаллом, то сами они ни на секунду об этом не задумывались.
Они были вместе уже много лет, с тех пор как монах и пророк Михаил Македонский принес Эйда вместе с его предупреждением к двери Велисария4. На протяжении этих лет, полных битв и военных кампаний, они узнали друг друга так же хорошо, как отец с сыном или родные братья. Теперь им предстояло отправиться на заключительную кампанию — по крайней мере, так они думали и надеялись — в войне против малва. Они могут выжить, могут погибнуть, это уж как судьба решит. Но вместе они отправятся хоть в пекло, соединившись сердцами и душами. И это больше, чем что-либо другое, — так думали они сами — служило самой верной гарантией их будущего триумфа.
Резкий звук, пронесшийся эхом по залу для приемов, вернул разум Велисария в настоящее. Он понял, что кто-то резко хлопнул в ладоши. Велисарий увидел, как Хусрау Ануширван поднимается с установленного в противоположном конце зала трона.
— Достаточно! — Персидский император снова хлопнул в ладоши. Под густой квадратной бородой его молодое лицо выглядело суровым. — Я сказал: достаточно. По крайней мере на данный момент. Уже полдень, а нам еще предстоит присутствовать на свадьбе императора.
Он повернул голову к Велисарию. Выражение его лица, казалось, немного смягчилось.
— Свадьба — и я уверен, что со мной согласится прославленный римский полководец, — гораздо важнее, чем уточнение того, в каком порядке следует выступать, и тонкости обеспечения войск припасами.
Велисарий кивнул и тоже поднялся на ноги.
— Это на самом деле так, император. Гораздо важнее.
Глава 2
Когда отец Тахмины вел ее приданое по центральной улице Ктесифона, огромная толпа зрителей-персов перешептывалась от возбуждения. Возбуждения — и глубокого одобрения. Даже уличные дети знали, что приданое к императорскому бракосочетанию определялось в результате бесконечных переговоров. Приданое, которое Баресманас вел во дворец, было настолько странным, что могло соответствовать только предложениям самих римлян.
Толпа выражала свое глубокое одобрение. Многие стали напевать имя римского императора Фотия, за которого выходила замуж Тахмина. Было даже замечено, как несколько надменных рыцарей-дехганов присоединились к всеобщим рукоплесканиям.
Они ожидали караван, нагруженный сокровищами. Множество золота, серебра, драгоценных камней, украшений и дорогих тканей — чтобы довести Персидскую империю до нищеты. Горькая цена, которую придется заплатить за надежность союза с римлянами против малва, но цена, которой не избежать. Немногим более года назад опустошавших Месопотамию малва смогли одолеть только благодаря усилиям и хитрости римского полководца Велисария. А сегодня тот же самый Велисарий потребует за свои труды богатства Персии.
Вместо этого…
Баресманас из семьи Суренов, величайшей из семи великих семей шахрадаров, составлявших высшую знать Персии, медленно шел по центральной улице. Он был одет в лучшие одежды и вел за собой коня.
Конечно, не простого коня. Даже уличные дети поняли, что великолепный черный жеребец, шествовавший следом за своим хозяином, был лучшим во всей Персии — земле, славившейся своими конями. Но даже потеряв такого коня, империя не обнищает.
На своей спине конь нес все то, что было обещано Фотию:
Во-первых, седло. Не церемониальное седло, которое сверкало бы драгоценными камнями и золотой инкрустацией, нет. Вместо этого на коне было тяжелое седло копейщика, снабженное стременами, которые римляне недавно ввели в кавалерии. Конечно, самое лучшее седло такого рода, которое только можно представить. Ни один деревенский дехган не в состоянии позволить себе такую вещь. Но все же из-за этого седла персидский император не станет поднимать налоги.
Во-вторых, лук, который держала в руке наездница. Конечно, это был лучший лук, изготовленный лучшим в Персии мастером. Но тем не менее просто лук — для всех, кроме самих персов.
Одобрение толпы продолжало нарастать, когда до людей дошло символическое значение даров.
— Фотий! Фотий!
К тому времени, как Баресманас достиг большого айвана — здания в центре императорского комплекса, где будет проходить бракосочетание, — огромная толпа безумствовала. Только немногие персидские императоры за долгую историю земли ариев когда-либо удостаивались такого публичного признания.
Низкорожденный полукровка — так говорили о римском императоре. Толпа слышала это. Незаконнорожденный ребенок — так шептались люди. Но теперь, увидев коня и лук, они поняли правду.
— Фотий! Фотий!
Недалеко от входа в айван Баресманас помог третьей ноше коня спуститься на землю. Задача оказалась довольно сложной, и не потому, что его дочь Тахмина была слабой, а просто из-за тяжести свадебного наряда, который сильно ей мешал.
Когда Тахмина уже стояла на твердой земле, Баресманас склонился к уху дочери и прошептал:
— Итак. Кто был прав? Я или твоя мать? — Улыбку Тахмины едва ли можно было разглядеть под чадрой.
— Я никогда не сомневалась в тебе, папа. Даже до того, как прочитала книгу, которую ты мне дал.
Баресманас вздрогнул.
— Уже? Всю? Геродота5?
Когда Баресманас передал поводья одному из старших дехганов, Тахмина распрямилась.
— Всю, — твердо сказала она. — Мой греческий стал почти идеальным.
Девушка поколебалась, но не удержалась и честно добавила:
5
Геродот (490/480-430/424 до н.э.) — древнегреческий историк, который много путешествовал — в Малую Азию, Вавилон, Финикию, Египет, Фракцию и т.д., что находило отражение в его трудах.