Теперь вернулась его знаменитая улыбка.
— Я уверен, что ты обратила внимание: все сарвены в этой гавани — как раненые, так и нет — чуть ли не катаются под весом добычи. Так неосторожно со стороны малва было оставить свое золото, серебро и драгоценные камни в знаменитых подвалах гавани Бхаруча. — Улыбка начала исчезать.
— Итак. Как ты все-таки планируешь править?
Антонина внимательно посмотрела на Усанаса, словно он был сфинксом и загадывал загадку.
— Я пока не знаю, — резко ответила она. — Я думаю об этом.
Он в ответ тоже очень внимательно посмотрел на женщину. Словно изучал. Затем скорчил гримасу.
— Может, тебе сейчас следует вернуться во дворец, — пробормотал он.
— Нет шанса, — ответила Антонина, взяла его под руку и повела прочь. — Во-первых, я уже опоздала на аудиенцию к Шакунтале. А она, надо заметить, — императрица и не терпит опозданий. А во-вторых… — Антонина замолчала, глядя на Усанаса прищуренными глазами. — Я думаю.
— Я разбудил зверя. — Усанас покачал головой. — Я уже чувствую, как просыпается демон.
— Чушь. Я — просто женщина, которая думает.
— Это одно и то же, — простонал он.
Императрица покачала головой.
— Я не стану отдавать приказы, противоречащие приказам моих командующих, но считаю, что вы совершенно неправильно понимаете этого человека. И Рао больше всех.
Офицеры Шакунталы уставились на нее в замешательстве, и удивленнее всего — ее муж. Они сидели на подушках, равно как и сама императрица, лицом к своей госпоже. Несмотря на маленький рост, создавалось впечатление, что Шакунтала возвышается над остальными. Как и всегда, молодая женщина сидела так прямо, что казалась значительно выше, чем на самом деле.
Рао погладил бороду.
— Я не стану отрицать. Тем не менее, императрица, я кое-что знаю о раджпутах. И теперь эта армия — полностью армия раджпутов в том, что имеет значение для воина. Слово «малва», применяемое к господину Дамодаре, стало фикцией. Потрепанный плащ, прикрывающий совсем другую броню. Даже йетайцы в его армии принимают обычаи и традиции раджпутов. Старший офицер йетайцев, Торамана, как говорят, женится на девушке из клана Чохаров. И ни больше ни меньше, как на сводной сестре Раны Шанги.
— И другие поступают так же, — добавил командующий кавалерии Шакунталы, Шахджи. — И не только йетайцы. В Бхаруче не происходит ничего, о чем бы мы не узнали в течение дня. Мы получили бесчисленные отчеты от купцов и торговцев маратхи. День за днем, говорят они нам, солдаты-раджпуты ведут брачные переговоры с йетайцами и другими своими товарищами — даже кшатриями малва, — которые хотят прикрепить себя к раджпутам.
Каким-то образом Шакунтале удалось сесть еще более прямо.
— Да, я знаю. И вы думаете, что это означает, будто Дамодара и Шанга теперь поведут войну против нас в манере раджпутов? Наконец встретятся с нами на огромном поле брани?
— Они попытаются, — пробормотал Рао. — В то время, как мы попытаемся встретить их в другой манере.
Возможно, почувствовав внезапное напряжение в позах других офицеров, сидевших по обеим сторонам от него, Рао легко улыбнулся.
— О, пожалуйста, помолчите. Это ведь правда — наша армия еще не готова дать прямой отпор Дамодаре и его людям. И не будет готова еще какое-то время. Не забывайте: Дамодара сражался против Велисария — и победил.
Офицер по имени Кондев пошевелился.
— По всем статьям они количественно превосходили Велисария на перевале. Наши силы равны силам Дамодары. Нас даже больше, если мы подключим все резервы.
— И что с того? — пожал плечами Рао. — Армия Дамодары участвовала в великих сражениях, как против римлян, так и против персов. Они опытные и уверенные в себе воины. Наши солдаты не принимали участия ни в чем подобном. Тысяча стычек и засад — да. Сотня небольших битв на узких участках горной местности — да. Мы защищали и брали дюжину горных фортов — да. Но это не одно и то же. На открытом поле брани Дамодара разобьет нас наголову.
Последовало неуютное молчание. Судя по кислым выражениям лиц, было ясно: офицеры хотели отрицать слова Рао. Но…
Не могли. И то, что самый великий герой Махараштры был готов сказать о своей слабости открыто и спокойно, делало отрицание невозможным. Кто они такие, чтобы сказать Ветру Великой Страны, что он ошибся в военном деле?
Так получилось, что сказала Шакунтала.
— Ты не прав, Рао. — Она сделала короткий рубящий жест левой рукой. — Не в плане правильности тактики, если Дамодара бросит нам вызов на открытой местности. По этому поводу я ничего не могу сказать. — Ее тон на мгновение стал скромным. По крайней мере, таким скромным, на какой была способна императрица. — Я даже не подумаю спорить со своим мужем по таким вопросам.
Рао улыбнулся. Но жена-императрица холодно проигнорировала это.
— Но ты не прав в политике. Дамодара, я в этом почти уверена, знает, что может разбить нас в сражении. Но не без того, чтобы самому понести тяжелые потери. И это, как я думаю, лежит в основе всего. Он ждет и будет продолжать ждать.
Рао нахмурился.
— Чего ждет?
Его глаза слегка раскрылись. Затем на одно мгновение вернулся старый Рао. Горный вождь, который когда-то тренировал императорскую дочь. Задолго до того, как женился на ней, в то время такой брак был немыслим.
— Чушь, девочка! Это раджпуты, говорю тебе. Даже если сам Дамодара и хочет захватить трон малва — а каков у него шанс, когда его семью держат заложниками в Каушамби? — его солдаты за ним не последуют. Если он станет давить и настаивать, то его зарежет сам Рана Шанга. Раджпуты дали клятву верности императору малва. А клятва раджпутов — и ты это знаешь не хуже меня — не нарушается. Она крепче железа.
Шакунтала покачала головой. Если императрице и не понравилось, как ее муж внезапно вернулся к старым, грубоватым способам обращения с ней, то не подала и виду. Более того, по намеку на улыбку на ее губах можно было предположить, что Шакунтала этим наслаждается.
Тем не менее головой она покачала яростно.
— Я не это имела в виду — хотя, Рао, я думаю, что ты забываешь уроки философии, которые когда-то давал нетерпеливой и упрямой девочке. — Да, Шакунтала на самом деле улыбалась. — Дело в том, что правда становится иллюзией, а иллюзия правдой. В пелену майя не так-то легко проникнуть.
По комнате пронесся легкий смешок. Казалось, офицеры немного расслабились. Шуточные споры между императрицей и ее мужем было привычным делом. Привычным и сильно успокаивающим.
Шакунтала продолжала.
— У Дамодары такая природа — ждать . Люди упускают это в нем, потому что он способен на быстрые действия, когда двигается — а двигается он стремительно и часто. Но в основном он — ждущий человек. Это основа его души. Он не знает разницы между правдой и иллюзией и — что самое важное — знает, что не знает. Итак… он ждет. Позволяет делу самому развернуться, пока правда не начнет появляться.
— Какая «правда»? — резким тоном спросил Рао.
Шакунтала пожала плечами.
— Та же самая «правда», о которой думаем мы все. «Правда», которая разворачивается на Инде, не здесь. Мы не знаем, что случилось с Велисарием после того, как он оставил Бароду и повел свою экспедицию внутрь Синда.
Она бросила взгляд на Антонину, которая вместе с Усанасом и Эзаной сидела слева от Шакунталы. Антонина слегка покачала головой.
«Я знаю не больше тебя».
Рао и другие офицеры заметили этот быстрый обмен жестами, что, по всей видимости, входило в намерения Шакунталы. Она продолжала:
— Что случится на Инде? Когда Велисарий и малва столкнутся лицом к лицу? Кто выиграет, кто проиграет — и насколько великой будет победа или поражение? — Она сделала паузу, бросая вызов кому-то, чтобы ей ответили. Когда стало очевидно, что ответ не последует, Шакунтала снова взмахнула рукой.
— Поэтому Дамодара будет ждать. Ждать и ждать. Пока правда не начнет проявляться. А до тех пор он будет заново отстраивать гавань и укрепления Бхаруча. Он будет отправлять патрули вверх по Нармаде — достаточно многочисленные, чтобы отразить любую засаду, но не такие большие, чтобы их уничтожение стало для армии серьезной потерей.