Рука моя коснулась чего-то. Это был решетчатый деревянный люк с «Лауры».
Я втащил Фрэнки на него и посадил. Голова ее безжизненно поникла. Я не мог понять, дышит ли она. Подперев ее голову своим коленом, я сделал ей искусственное дыхание методом «рот в рот». Хоть я и прилагал максимум усилий, мне все же не удалось сделать его как следует, так как под нашей тяжестью решетка уходила под воду.
Губы Фрэнки были теплыми. «Жива, — подумал я. — Жива!» Но она все время клонилась на бок, как кукла. Мне хотелось плакать. Вот только времени на это не было.
Что-то тарахтело на воде. С гребня волны я взглянул наверх и увидел быстроходный катер, лихо перепрыгивающий в вихре водяных брызг с гребня на гребень. Люди кричали, втаскивая нас в него — сначала Фрэнки. Я никак не мог сообразить, где я.
— Может быть, она мертва, — невнятно, словно старик, пробормотал я.
Мы положили Фрэнки на дно катера. Из нее полилась вода. Затем кто-то стал делать ей искусственное дыхание «рот в рот».
— Там еще одна, — сказал я.
— Видим ее.
Я смутно осознавал, что они втаскивают кого-то через борт: Бьянку, с которой ручьями стекала вода. Но всю свою энергию я вложил во взгляд, устремленный на Фрэнки, страстно желая ей выжить. Пока все оборачивалось так, как и хотел Креспи.
Нет, не все. Но большей частью. Человек, который делал Фрэнки искусственное дыхание, распрямился. У него были большие черные усы. Он улыбался:
— Elle vit.
Что означало: она жива.
Я ощутил, как ширится моя собственная улыбка. Стоя на коленях, я покачивал голову Фрэнки. Ее дыхание овевало теплом мою щеку.
Она была жива, хотя все еще не приходила в сознание.
Двигатель длинно и пронзительно взвыл. Катер стоял у волнолома.
Мы вынесли Фрэнки из лодки и положили ее на набережную, соорудив из курток подушку. Бетон был горячим, от него пахло известью и пылью. Послышалась сирена — это примчалась машина «скорой помощи».
Теперь к делу приступили доктора. Они доставили Фрэнки в какой-то госпиталь, более чистый, чем госпитали Англии, с цветами на столике в приемном покое. Врач покачал головой и забормотал о рентгене. Фрэнки увезли.
— Черепно-мозговая травма, — сказал доктор. — В сосуде головного мозга образовался тромб.
«О Боже! — мысленно взмолился я. — Фрэнки!»
— Ее необходимо доставить в Монпелье, — добавил он. — Мы направим.
— Как скоро вам дадут знать?
Доктор пожал плечами.
— Трудно сказать. Не ранее чем через двадцать четыре часа.
— Где она?
— Ее готовят к транспортировке.
— Мне бы хотелось взглянуть на нее.
Доктор кивнул. Я последовал за ним через зеленые, пахнущие хлоркой коридоры. Люди, завидев мою влажную еще одежду и босые ноги, бросали на меня испуганные взгляды, словно я был бактерией.
Фрэнки лежала на каталке без сознания. Веснушки стали заметнее на ее лице, бледном, как воск. Она едва дышала. Ресницы ее касались щек.
— Постарайтесь не беспокоить, — сказал доктор. Голос его звучал малообещающе.
Моя улыбка, я знал, выглядела трещиной на лице. Я держал руку Фрэнки, теплую и живую, но безвольную.
— Желаю тебе удачи! — сказал я, обращаясь к Фрэнки, а не к доктору.
Стараясь сохранить в ладони оставленное Фрэнки тепло, я вышел из госпиталя в сухой пыльный ветер, который жег глаза, ослабляя зрение.
По дороге попался бар. Я зашел и выпил коньяка. «Ну, Креспи, — думал я. — Пришел твой конец».
Я втиснул монету в монетоприемник телефона-автомата, набрал номер Боннара, страхователя, и сказал ему, что работаю с Артуром Креспи.
— Большой сюрприз, — добавил я. — «Лаура» затонула.
— О, какая трагедия! — сказал Боннар. У него была манерно-медлительная речь марсельца. Даже по телефону можно было почувствовать запах сигарет и анисового ликера.
— Вы будете горой стоять за произведенное обследование?
— Надо же мне кормить детей.
А мой ребенок был на пути в Монпелье с закупоркой сосуда головного мозга.
— Вы сейчас в офисе?
— Нет, дома.
— Нам нужно встретиться.
— Разумеется, — согласился Боннар. — Кафе «Спорт». Столик возле кабины телефона-автомата.
Я повесил трубку.
Глава 32
Перед кафе остановился черный «мерседес». Стекло окошечка скользнуло вниз. Из машины выглянула Бьянка.
— Садись, — сказала она. — Где ты был?
Я молча сел в автомобиль.
— Куда?
— В центр города, — сказал я по-французски.
Бьянка медленно повела машину сквозь пыль, которую ветер сдувал с брезента строительных площадок.
— Как Фрэнки? — спросила она.
Я рассказал.
— Прости.
— В том нет твоей вины.
— Что касается моего отца, — голос Бьянки звучал сухо, словно мы едва были знакомы, — я рада поблагодарить вас.
— Я вас прошу! — столь же официально сказал я вновь по-французски. А затем положил свою руку на ее и добавил: — И благодарю вас за заботу о Фрэнки.
Бьянка пожала плечами.
— Это не доставило мне хлопот.
Мы проезжали под платанами сквера. Я сказал:
— Выйду здесь.
— А потом?
У меня на уме была одна идея, которая не имела ничего общего с «потом».
Я вышел из машины.
— Я буду на вилле, — сказала Бьянка.