— Я понимаю. — Этан прикусил кончик языка, подавляя смешок. Ему сразу стало легче, гораздо легче, чем после глотка ледяного пива в жаркий день. — Ты любишь ее как сестру. Хочешь для нее всего самого лучшего.
— Да. — Сет вздохнул. — Да, наверное, так.
Этан задумался, затем серьезно сказал:
— Любой сорвался бы, войдя в дом и увидев свою сестру с каким-то парнем.
— Я оскорбил ее. Я хотел ее оскорбить.
— Если хочешь наладить отношения, тебе придется извиниться.
— Вряд ли она теперь захочет со мной разговаривать, — удрученно произнес Сет.
— Она хотела побежать за тобой сама, а сейчас, я думаю, мечется по двору и сходит с ума.
Сет так судорожно втянул воздух, что вдох прозвучал как рыдание, и им обоим стало неловко.
— Я изводил Кэма, пока он не привез меня домой за бейсбольной рукавицей. И когда я… когда я увидел вас там, это было, как будто я вернулся к Глории… Туда, где секс — бизнес, безобразный, грязный бизнес.
— Трудно забыть все это или поверить, что может быть иначе, — осторожно сказал Этан. Со своими воспоминаниями он не справился до сих пор. — Только если любишь, секс становится правильным и чистым.
Сет шмыгнул носом, вытер глаза.
— Чертовы комары.
— Да, дерьмо.
— Я заслужил хорошую взбучку за все те гадости, что сказал.
— Ты прав. В следующий раз я обязательно тебя выпорю, а теперь пошли домой.
Этан встал, отряхнул джинсы и протянул руку. Сет посмотрел ему в глаза, увидел доброту, терпение, сочувствие — чувства, которые в своей прежней жизни встречал очень редко и презирал. Тогда презирал.
Сет автоматически вложил ладошку в широкую ладонь Этана и пошел с ним к тропинке.
— Почему вы не ударили меня сразу?
«Бедный малыш, — подумал Этан, — слишком много ударов ты получил за свою короткую жизнь»
— Может, я боялся, что ты меня одолеешь.
Сет фыркнул и яростно замигал, пытаясь подавить снова подступившие к глазам слезы.
— Дерьмо!
Этан вытащил бейсболку из заднего кармана джинсов Сета и натянул ему на голову.
— Ты, конечно, маленький, но чертовски изворотливый шельмец.
Когда они подошли к краю леса, Сет вздохнул несколько раз, собираясь с силами.
Как и предсказывал Этан, Грейс бродила по двору, зябко обхватив себя руками. Увидев их, она быстро шагнула вперед, остановилась.
Этан почувствовал, как вздрогнула рука Сета в его руке, и ободряюще сжал ее.
— Вы быстрее помиритесь, если ты не будешь объяснять, а просто ее обнимешь. Грейс любит обниматься.
Именно это Сет хотел сделать, но не решался. Он поднял глаза на Этана, дернул плечом, откашлялся.
— Ну, если ты так считаешь…
И он бегом бросился через лужайку. Этан увидел, как осветилось улыбкой лицо Грейс, как она раскинула руки, чтобы обнять мальчика.
13
«Раз уж приходится вкалывать в выходные, — размышлял Филип, — то неплохо бы получать от работы удовольствие». Свою основную работу он любил, и больше всего его увлекала не деловая сторона рекламного бизнеса, а общение с людьми. Он прекрасно понимал и умел использовать их побуждения, знал, на какие кнопки и в какой момент нажать, чтобы они достали бумажники. А если вспомнить, что первую половину своей жизни он был вором, то можно считать его карьеру особенно успешной.
Накануне Дня независимости братья предоставили ему шанс проявить свои таланты — уговорить потенциального клиента заказать яхту. Как ни странно, он предпочел бы ручной труд.
— Не обращайте внимания на обстановку. — Филип взмахнул рукой с ухоженными пальцами, охватывая широким жестом огромное помещение с голыми балками, некрашеными стенами, ободранными полами и мощными лампами без плафонов. — Мы с братьями считаем, что полезнее вкладывать побольше сил в конечный продукт, и потому сводим собственные удобства к минимуму. Все — ради клиентов.
«Которых у нас в запасе на данный момент всего один, если не считать этого, еще не попавшегося на крючок», — мысленно добавил он.
— Хм-м, — произнес, потирая подбородок, Джонатан Крафт, представитель четвертого поколения фармацевтической династии Крафтов и большой любитель парусного спорта. Прадед этого баловня судьбы начинал с маленькой аптеки в бедном портовом районе Бостона. Затем семейный бизнес все разрастался, в основном за счет быстрорастворимых анальгетиков и аспирина, и превратился в огромную империю.
Высокий, подтянутый, загорелый, с безупречной стрижкой, тридцатипятилетний Джонатан выглядел именно тем, кем был: богатым представителем привилегированного класса, привыкшим удовлетворять все свои прихоти. В убогом амбаре, служившем Куинам верфью, он в своих светлых брюках из твида с итальянским кожаным ремнем ручной выделки, туфлями тоже ручной работы, темно-синей сорочкой с открытым воротом и массивным золотым «Ролексом» казался чужеродным созданием.