Я подергал дверь. Выйти было невозможно. Спустя, как показалось, вечность к двери проскрипели шаги и ключ задребезжал в замке. На пороге стоял полицейский.
— Патрон желает видеть вас сейчас, — сказал он.
Глава 27
— Разве у вас не заведено отправлять людей в участок? — поинтересовался я.
Полицейский даже не улыбнулся.
— Вам следует спросить себя: кто владеет полицейским участком?
Я вспомнил Джонзака, полицейского из Ла-Рошели. Никто не владел им, кроме него самого.
Полицейский повел меня по выложенным каменными плитами коридорам, и через дверь, которая в Англии была бы обита грубым зеленым сукном, мы вошли в большую комнату. Несмотря на то что было тепло, в дальнем ее конце пылал в камине огонь. Над камином висела массивная картина, выполненная в манере кубизма. Обнаженная фигура. Пикассо? Дощатые отполированные полы были покрыты отменно мягкими коврами. Справа от камина сидела и читала книгу Бьянка. Фьюлла обрезал сигару.
Полицейский кашлянул и отдал честь. Меня затрясло. Бьянка знала, где скрывается Тибо, и он мертв. Теперь она уютно устроилась здесь с Фьюлла, а тот — не менее удобно чувствует себя с Креспи.
Прости, Фрэнки!
— Добрый вечер! — сказал я.
Полицейский открыл рот, чтобы приказать мне замолчать. Бьянка подняла глаза от книги, тут же уронила ее на ковер и застыла. Глаза ее смотрели испуганно, словно перед ней предстал призрак.
Она встала, бросилась ко мне по красивым коврам, обвила руками мою шею, поцеловала в губы и прижала голову к моей груди.
— А. — Фьюлла повернулся. В правой руке он держал горящую спичку, в левой — незажженную сигару. Брови его поползли вверх, затем снова опустились. Из темных щелок выглядывали глаза.
— Мик! Чрезвычайно странно видеть вас.
При звуке его голоса Бьянка отошла.
— Но, — продолжал Фьюлла. Голос его звучал не очень спокойно. — Вы избрали такой странный способ посетить нас: вломиться, пробраться, а?
— Я пришел повидать вас.
— Вы могли бы воспользоваться дверным звонком.
— Черт возьми, патрон! — вмешалась Бьянка. — Не хотите ли дать Мику выпить?
— Налей ему сама.
Фьюлла снисходительно улыбнулся и махнул полицейскому рукой, чтобы тот покинул комнату.
— Вы должны простить мою дочь. Отцы всегда недостаточно гостеприимны. Уж вы-то, я полагаю, знаете это?
Я воззрился на него.
— Отцы? — глупо повторил я в растерянности.
Фьюлла пожал плечами. Я посмотрел на его короткий крючкообразный нос, на то, как растут ото лба волосы, на всю его цыганскую красоту. Теперь, когда он все объяснил, я не понимал, как же прежде я никогда не замечал сходства между ними.
Я сел на большой диван напротив изображения, выполненного в манере кубизма из кусочков газеты и обломков гитары. Бьянка принесла вазу с орехами и бутылку красного вина. Она улыбалась, как королева Шеба.
— Мы-то думали, что ты погиб.
На ней была блузка из шелка, джинсы и ковбойские ботинки. Все это превосходно сочеталось с брильянтами. Бьянка села рядом со мной и оперлась на мою руку.
Патрон искоса бросил на нее быстрый взгляд.
— Вы, несомненно, зададите себе несколько вопросов.
В Ла-Рошели он обладал способностью брать на себя руководство. Здесь это его свойство проявлялось в еще большей степени. Я вернулся с того света, но я же и был захвачен врасплох. Мне припомнились слова бармена в кафе: «Прежде я жил в республике Франция. Теперь же обнаружил, что живу в монархии». У Фьюлла была голова льва. Утомленного льва. Под глазами темнели круги.
— Что привело вас сюда? — спросил он.
— Я разыскиваю свою дочь.
Фьюлла улыбнулся своей обычной, все понимающей улыбкой.
— Ну, разумеется. А что еще?
Я спрашивал себя, как много можно сказать ему? Фьюлла пристально смотрел на меня невинными глазами ребенка.
— Артур Креспи, — сказал я.
Что-то произошло с уголками его рта. Неожиданно Фьюлла стал похож на проголодавшегося льва.
— Мы не упоминаем это имя в нашем доме, — ледяным тоном изрекла Бьянка.
— Но он обедал у вас:
Фьюлла откинулся на спинку стула. Он уже зажег сигару и теперь выпускал тонкую струйку дыма в сторону обнаженной фигуры Пикассо.
— Иногда, — сказал он и замолчал. Последовала длинная пауза. — Иногда, быть может, раз в жизни, вам приходится совершать нечто ужасное ради своего дела.
Я ждал. В комнате и так было жарко, а камин просто раскалял ее. Но в обращении ощущался такой холодок, что у меня мурашки забегали по коже.
Патрон поднял свою левую руку, держа меж ее пальцев сигару.
— Возможно, мне следует объяснить.
Бьянка отвернулась.