Жерард бросил на меня тот самый взгляд, который тонущие адресуют соломинке. Я призвал на выручку свой французский и спросил:
— Могу чем-нибудь помочь?
Незнакомцы в серых костюмах повращали своими маленькими глазками и уставились на меня. То, что они увидели, не произвело на них впечатления.
— Вы кто? — спросил тот, что постройнее.
Жизненный опыт, обретенный на верфи «Яхты Сэвиджа», приспособил меня к миру толстых черных портфелей. Я притворился, будто не услышал вопроса.
— Так я могу чем-нибудь помочь? — повторил я вопрос. Губы мои оцепенели от предчувствия.
— Мы добиваемся встречи с господином Леду или с его представителем.
— Оставьте номер своего телефона, и господин Леду позвонит вам, — посоветовал я.
— А вы кто? — вновь спросил тот, что постройнее.
— Я его друг. В настоящее время присматриваю за рестораном, — объяснил я. — А Жерард здесь просто служащий. Господин Леду поручил мне ресторан, так как ему пришлось отлучиться по делу. Он не сообщил, куда именно. Не хотите ли чего-нибудь выпить?
— Благодарю вас, нет, — хором поспешно выпалили они, словно я предложил им яд.
Тот, что покрупнее, вручил мне визитную карточку. "Жак Арно. Банк «Каренте» — было начертано на ней.
«О, черт побери! — мысленно воскликнул я. — Ну и дьявол этот Тибо».
— У нас уже была встреча с ним, — сказал Арно. — Возможно, он позабыл.
— Это часто случается с людьми, попавшими в подобную ситуацию, — недоверчиво скривив рот, заметил другой.
Он мне не нравился.
— Всего хорошего!
Они ушли. Жерард защебетал, словно коноплянка. Но звуки, которые он производил, не проникали в мое сознание. Я был ошеломлен и испытывал такое чувство, будто проглотил пятифунтовый куб льда.
С тех пор как Тибо покинул цирк «Кракен», он успешно шел по пути, ведущему к славе национального героя. Люди, вовсе не знакомые с ним, называли детей его именем. Я полагал, что он столь же надежен, как и парижский Национальный банк. К тому же он был моим старым другом. И я согласился передать ему яхту до окончательного расчета.
Но вид господина Арно и его циничного партнера, очень похоже, означал чьи-то финансовые затруднения. Судя по всему, я прошлой ночью был недалек от истины. Из богатого друга Тибо вдруг превратился в человека, заказавшего яхту, которую он не в состоянии оплатить.
Позавтракал я без энтузиазма. На грузовичке «ситроен» подъехал к ресторану рыбак в черном берете. Два продавца устриц в зеленых фартуках помогли ему разгрузить сетки с моллюсками. Я пошел к Фрэнки в бар, где она начищала стаканы, и оторвал ее от работы.
Фрэнки недовольно посмотрела на меня. Она, наверное, подозревала, что я собираюсь задавать неприятные вопросы относительно ее друга Жан-Клода. Я бы и хотел их задать. Но вместо этого спросил:
— Где живет Тибо, когда его не бывает здесь, наверху?
— Да он вовсе не живет наверху, — малопочтительно заявила Фрэнки. — Квартира недостаточно шикарна для него. У Тибо есть дом: Мано-де-Косе.
— Где это?
— За городом. В направлении Сурже. Миль десять, вероятно. Так что лучше возьми фургон.
— Фургон?
— Он принадлежит ресторану. Ты вернешься к обеду? Жерард разнервничался. Ты мог бы помочь накрыть столы к обеду.
— Нет времени, — сказал я.
Я позвонил на верфь «Альберт». Джордж приветствовал меня как старого друга и коллегу.
— Есть работенка для тебя, — сказал я.
— Замечательно, — обрадовался он. — Приходи прямо сейчас. Или нет: лучше попозже. Может, пообедаем вместе?
— Я не смогу попасть к тебе. Вечером, во время прилива, я буду за городом.
— Все спешишь? — сказал Джордж.
— Все спешу.
Я опустил трубку. На сияющих булыжниках набережной продавцы устриц уже закончили разгрузку, теперь они вынимали моллюсков из раковин и бросали их в кучу колотого льда в плексигласовом виварии.
На фургончике сияла большая красно-голубая надпись: «У Тибо». Вспотевший от жары и страха, я ринулся в поток автомобилей.
Глава 4
Мано-де-Косе явно не относился к домам, которые обычно ассоциируются с яхтсменами, испытывающими финансовые затруднения. Крыша с мансардой, балконы из ковкой стали и башенки по углам. Прямая как стрела подъездная аллея, обсаженная рядами конского каштана, поблескивала между деревьями в утренних лучах солнца. Из партера у южного фасада здания был проложен декоративный канал к обелиску.