— Нет, — честно ответил инспектор.
— Ну, да ладно, дело не в этом. Самое ужасное — это то, что может случиться, если два наших столь непохожих мира сомкнутся в одну цепь. А мой прибор может это сделать…
— Так зачем же вы его создали? — Гарри непонимающе посмотрел на учёного.
— А как же вековая мечта человечества заглянуть в будущее? А жажда открытия? Я учёный, а не сельский техник, — гордо заявил Барсуков, тускло блеснув стёклами очков, — и потом, откуда мне было знать… — Тут он замолчал и задумчиво уставился на груду пустых бутылок на подоконнике. Гарри тоже посмотрел на бутылки и спросил:
— Скажите, Карп Фазанович, а почему вы так позорно живёте?
— Позорно? — брезгливо повторил Карп.
— Ну, честно говоря, когда я к вам вошёл, подумал, что это какой-то притон алкоголиков, разве что не воняет у вас. — Гарри немного кривил душой, запашок был, правда, не сильный, и, вероятнее всего, исходил он от носок Барсукова. — Вы ведь Нобелевский лауреат? Это же куча денег.
— Да что деньги, — Карп вздохнул, — деньги я потратил на исследования, а живу я так, — он окинул свою комнату безразличным взглядом, как импотент нудистский пляж, — живу так, потому что мне всё равно…
Оба надолго замолчали.
— И всё-таки, я не могу понять одного, — начал Гарри, — если для того, чтобы попасть в параллельный мир, нужен ваш проникатель, а он находился у вас, то как тогда его могли похитить пришельцы из этого самого параллельного мира? И почему вы так уверенны в том, что это именно они? И вообще, чем вам может помочь полиция?
— Похитили, несомненно, они, — Барсуков деловито скрестил на груди руки и значительно посмотрел на инспектора глазами проницательными, как он полагал, — больше некому. Да и, кроме них, никто о проникателе ничего не знал, и потом, это не материальный объект, человек его похитить не смог бы…
— То есть как не материальный? — удивился инспектор.
— А так. Это, проще выражаясь, сгусток энергии — тринадцать радиоволн различной частоты, замкнутые в определённой последовательности на долю секунды.
Гарри непонимающе посмотрел на профессора.
— Но где-то же вы это хранили?
— Вот здесь. — Барсуков постучал себя указательным пальцем по голове.
Гарри улыбнулся.
— Я, конечно, мало понимаю в науке, профессор, но кое-что, знаете ли, и мне понятно. Как можно украсть из квартиры то, что хранится у человека в голове?
— Очень просто, — ответил Барсуков, сверкнув глазами, — создавая проникатель, я, в первую очередь, замкнул время. На это ушли годы, — он оглядел свою квартиру, — каждая вещь, находившаяся в этой комнате, располагалась строго в определённом месте и взаимодействовала непосредственно с волновой структурой времени. Вы, может быть, слышали о том, что всякий предмет хранит в себе всю информацию, когда-либо полученную им?
— Возможно, что-то слышал, — задумался Гарри.
— Путём кропотливых расчётов и долгих экспериментов мне удалось замкнуть в этой комнате время в кольцо на секунды. Как я это сделал, вы всё равно не поймёте. Ну, а потом уже я связал определённые радиоволны в некую структуру. Созданное таким образом поле и являлось пространственным проникателем, и находился он здесь, — Барсуков рукой указал в сторону подоконника, уставленного пустой тарой, — но в то же самое время и здесь, — он постучал пальцем по лбу, как недоверчивый покупатель по кожуре арбуза, — я — это ключ к проникателю, так как время замкнуто было на мне самом.
Блюститель закона два раза моргнул и уставился сначала на подоконник, а потом на Барсукова.
— И? — спросил ничего непонимающий Гарри.
— И? И что, и? — передразнил Барсуков инспектора, глядя на него так, будто он объяснял ему, что курица — это птица, а не рептилия. — И его украли!
— Так чего же вы хотите от полиции? Что бы вам вернули ваши вещи?
— Да причём здесь вещи? — опешил Барсуков. — Нужно предотвратить катастрофу! Вы что, так ничего и не поняли? Мир уже начал меняться. С того самого момента как вы ко мне пришли, могло произойти такое…
— И всё-таки я никак не могу понять, чем вам может помочь полиция? Относительно кого или чего я, по-вашему, заведу уголовное дело?
— Нет, нет! — тут же раненым птенцом встрепенулся профессор. — Никакого дела быть не должно, для этого нужны только вы и никто кроме…