Будучи гражданами Афин, мы принимали сторону демократов. Точнее, заставляли всех, кто искал нашей помощи, понять, что их демократия будет настолько демократичной, насколько мы им это позволим. При этом новом способе ведения войны, атакуя город, сражаешься не с героями, объединившимися для защиты своей родины, а с шайкой фанатиков, которой выпал случай в данный момент управлять государством. При этом твоими союзниками являются члены изгнанной фракции, стремящиеся восстановить своё господство.
В Митилене мне удалось устроиться на службу. В нашу часть включили изгнанных демократов города, которые были свергнуты в результате мятежа олигархов и теперь являлись политической вспомогательной силой афинского войска. Я раньше никогда не видел таких людей. Они не были ни воинами, ни патриотами. Они были зилотами, фанатическими приверженцами демократии. Одним из них был человек по имени Терсандр. Мы звали его «Перо».
Наш капитан созвал нас для получения списка. Этот список представлял собою ордер на смерть. В него были включены соотечественники Пера, которых после взятия города нам предписывалось арестовать и казнить. Список составлял сам Перо. Он будет сопровождать нас во время syllepsis, облавы, чтобы опознать тех, кто назван в списке. Ты видел такие перечни имён, Ясон, они писаны кровью. Список Пера не был объективным перечнем гражданских врагов или политических оппонентов. Это были его соседи и друзья, товарищи и родственники, — те, кто в своё время разорил его. Они убили его жену и дочерей. Его брата они оттащили от алтаря и зарезали на глазах у его детей. Я не знал никого, кто умел ненавидеть так, как Перо. Это был не человек — сосуд, до краёв наполненный ненавистью. С таким невозможно было договориться. И все они были такими.
Потом, когда город пал, мы взяли в плен восемьдесят два человека из списков Пера и других, включая шесть женщин и двух мальчиков. Дождь лил как из ведра, дул тёплый западный ветер; мы стояли под потоками воды, и нас прошибал пот. Всех пленных мы поместили на площадке, где выгуливали скот. Соратник Пера, тоже митиленец, явился с инструкциями для нас. Нам предписывалось перебить арестованных.
Но как, спрашиваю я, выполнять такие приказы? Кто наберётся смелости и предложит способ? Из задних рядов крикнули, что их надо сжечь — запереть в сарае и поджечь. Другой предложил зарезать их, как баранов. Я вообще отказался выполнять приказ.
Ко мне приблизился соратник Пера. Кто дал мне взятку? Известно ли мне, что я предатель? Я был молод, гнев охватил меня.
— Как я буду командовать ими? — воскликнул я, показывая на своих людей. — Как я смогу приказывать им выполнять их солдатский долг после того, как они совершат такое злодеяние? Это будут уже не солдаты, а убийцы.
Появился Перо.
— Они враги! — закричал он, показывая на несчастных, запертых в овчарне.
— Вот сам и убивай их, — сказал я ему.
Он сунул мне в лицо список:
— Я занесу сюда твоё имя!
На этот раз меня спас мой горячий нрав. Я схватил дощечку и сам вписал своё имя. Этот поступок так разъярил моего противника, что он готов был убить меня на месте. Возник скандал, и желание устроить массовое убийство угасло само собой. Однако я не хочу показаться чьим-то спасителем. Бедняги были зверски убиты на следующий вечер. Это сделали другие солдаты. А я, разжалованный в рядовые, опять отплыл на север.
Проходили годы, словно прожитые каким-то другим, чужим человеком. Я вспоминаю зачисления на службу и увольнения, платёжные свидетельства, обломки железа, вынутые из моего тела и хранимые на дне моего мешка, как сувениры. В памяти всплывают всякие безделушки, имена мужчин и женщин, которых я любил, — они были записаны на войлоке моего подшлемника и нацарапаны остриём меча на лямках мешка. Но я никого из них не помню.
Сезон пролетел как одна ночь, как сон, от которого временами лихорадочно пробуждаешься и в который проваливаешься снова, а утром уже ничего не исправить, и в постели стоит кислый запах. Казалось, перед Потидеей я снова пришёл в себя. Я осаждал этот город вторично. Прошло семь лет. Сейчас не могу сказать, что это было: реальность или сон.
В течение двух зим после смерти жены мне никого не хотелось любить. Это не было вызвано ни добродетелью, ни горем. Отчаяние. Только оно. Однажды вечером я притащился в лагерь проституток и уже не ушёл оттуда. Ты ведь знаешь, что значит заплатить по счетам, друг мой. Подсчитай, сколько жалований — не забудь включить добавочные вознаграждения при увольнении! — может накопить солдат, если в течение десяти лет он не увольняется из армии? Если он непрерывно сменяет одну кампанию на другую и не уходит из армии даже зимой, разве чтобы оправиться от ран? Могу тебя уверить, набирается приличная сумма. Достаточная, чтобы купить небольшое приличное имение, со скотами, работниками и даже хорошенькой женой.