— Всё, что он делает, так или иначе имеет отношение к политике, — заметил Эндий.
Несколько миль мы ехали по берегу Алфея. Перед нами расстилалась сельская местность, здесь росли оливы и созрел ячмень. Эндий заметил, что эти земли и то поместье, которое сейчас возвышается перед нами, — собственность Анакреонта из Элиды, родственника его жены, который должен Эндию очень много. Эндий кивком подозвал оруженосцев. Мы осадили лошадей у обрыва над рекой.
— То, о чём мои товарищи и я будем сейчас говорить, — начал Эндий, — исходит не от царей или магистратов Лакедемона, а исключительно от нас как частных лиц. Обещаете ли вы присутствовать и молчать обо всём услышанном?
Волосы у меня встали дыбом.
— Мы вернёмся пешком, — отозвался я, спешиваясь.
Теламон удержал меня.
— Эти люди хотят поговорит о деле, Поммо. Я участвую.
Он похлопал меня по колену. Это ни к чему не обязывает, нам предстоит всего лишь выслушать предложение о найме на работу.
— Считаешь ли ты себя патриотом? — заговорил Эндий, обращаясь ко мне. Я на рассвете готов был вернуться в Афины, если он это имел в виду.
— Я хочу сказать: согласен ли ты защищать твой город от врага? Готов ли отдать жизнь, если это сохранит свободу твоей родины?
Вверяя себя богам, я ответил, что надеюсь спасти и то, и другое. Он улыбнулся, переводя взгляд на Теламона. Мой товарищ молчал. Тогда заговорил Лисандр.
— Ты сказал, что готов пожертвовать жизнью в борьбе с врагом, угрожающим твоей стране. Я верю тебе и уважаю это намерение — как и любой другой. Давай продолжим разговор. Если бы твоему народу грозила большая беда — скажем, тиф или другая болезнь...
— Говори прямо!
— Была бы так же тверда твоя рука? Скажем, если бы одним ударом ты мог бы сохранить...
— Ты принимаешь меня за убийцу, Лисандр?
Эндий мгновенно вступил в разговор.
— Тот, кто убивает тирана, — не убийца, а патриот. Избавитель своей страны, как Гармодий и Аристогитон.
Теламон поднял руку, останавливая его.
— Мы говорим о сделке. Наши чувства тут ни при чём.
Эндий не отреагировал. Он продолжал с жаром убеждать меня:
— Разве ты не назвал бы спасителем того, кто очистил бы твою страну от этого мора?
— Эндий! — резко окликнул его Лисандр.
Эндий с усилием взял себя в руки.
— Давай говорить открыто. Больше никаких недомолвок. У тебя есть глаза, Полемид, ты не дурак. Враг твоей страны — не Спарта. Её настоящий враг свернулся кольцом на её груди. Не мы желаем ей зла, а он, трижды увенчанный змей! Это его амбиции, подогреваемые столь усиленно, достигнув предела, разрушат её.
— Ты так боишься его, Эндий?
— И боюсь, и ненавижу. И люблю его — как и ты.
Он отвернулся. Некоторое время все молчали.
— И какова будет награда патриоту, который очистит грудь Афин от подобной гадюки? — вставил слово мой товарищ.
— Всё, что ты видишь перед собой. — Это произнёс Лисандр, показывая на оливковые рощи и ячменные поля.
Теламон присвистнул.
— Неплохой стимул! Но вот вопрос: как долго он проживёт, этот спаситель, чтобы насладиться своим богатством?
— Под нашей защитой — пока не иссякнут его дни.
— С каких это пор, — осведомился я у обоих спартиатов, — Спарту так заботит благополучие её соперника?
— Хватит! — резко оборвал меня Эндий. — Ты убьёшь его или нет?
— Я скорее убью вас обоих, причём за полцены.
Спартиат так сжал бока своей лошади, что она шарахнулась. Лисандр быстро подъехал к Эндию и схватил поводья.
— Успокойся, друг мой. Сегодня нам не удалось убедить наших товарищей. Вероятно, они правы. Если Афины действительно враждебны нам, тогда наша задача — твоя и моя — поддерживать всех, кто способен уничтожить этот город. — Он улыбнулся, глядя мне прямо в глаза. — Да будут благосклонны небеса к нашему другу, который увенчан тройным венцом.
Теламон и я спешились. Эндий всё кружил на заупрямившейся лошади.
— А теперь послушайте моё предсказание. Настанет день, и Афины падут. Её флот сгинет в пучине, Длинные стены разрушатся, вдовы и сироты будут стенать на улицах. И повинен в этом будет только один человек...
У меня язык чесался остановить его какой-нибудь резкой фразой, но при этих словах кровь застыла у меня в жилах. Я не смог ничего возразить.
— Какое преступление, братья, наиболее ненавистно богам? — продолжал Эндий. — Не убийство! Не предательство! Гордыня! Чтобы покарать её, сам Зевс выпускает свои небесные стрелы в гордеца.