После строфы ⅩⅩⅢ в рукописи находится:
Увы, Татьяна увядает,
Бледнеет, гаснет и молчит,
Ничто её не занимает,
Её души не шевелит.
[Родня] качает головою,
Соседи шепчут меж собою:
Пора, пора бы замуж ей!
Мать то же мыслит; у друзей
Тихонько требует совета.
Друзья советуют — зимой
В Москву подняться всей семьёй,—
Авось в толпе большого света
Татьяне сыщется жених
Милей иль счастливей других.
*
Не в первый раз моей Татьяне
Уж назначали женихов,
Семейство Лариных заране
Поздравить всякий был готов…
… [иные] в самом деле
Её искали, но доселе
Она отказывала всем,
Старушка мать гордилась тем.
Соседки [всех именовали],
По пальцам [даже] перечли;
Там до Онегина дошли,
[Потом усердно рассуждали]
И предрекли уже развод
[С Татьяной много] через год.
*
Но сплетни скоро перестали.
[Не вздумал свататься жених].
Строфа ⅩⅩⅩⅥ была напечатана Пушкиным в первом издании:
Уж их далече взор мой ищет…
А лесом кравшийся стрелок
Поэзию клянёт и свищет,
Спуская бережно курок.
У всякого своя охота,
Своя любимая забота:
Кто целит в уток из ружья,
Кто бредит рифмами, как я,
Кто бьёт хлопушкой мух нахальных,
Кто правит в замыслах толпой,
Кто забавляется войной,
Кто в чувствах нежится печальных,
Кто занимается вином:
И благо смешано со злом.
Конец ⅩⅩⅩⅦ строфы и ⅩⅩⅩⅧ строфа находятся в рукописи:
И одевался — только вряд
Вы носите ль такой наряд.
*
Носил он русскую рубашку,
Платок шелковый кушаком,
Армяк татарский на распашку
И шляпу с кровлею, как дом
Подвижный. Сим убором чудным,
Безнравственным и безрассудным,
Была весьма огорчена
Псковская дама Дурина,
А с ней Мизинчиков.— Евгений,
Быть может, толки презирал,
А вероятно, их не знал,
Но всё ж своих обыкновений
Не изменил в угоду им,—
За что был ближним нестерпим.
Строфа ⅩⅬ сперва следовала после строфы ⅩⅩⅢ и начиналась стихами:
Старушка очень полюбила
Благоразумный их совет,
В столицу [ехать] положила,
Как только будет зимний след.
После неё следовало в черновой рукописи:
Когда повеет к нам весною,
И небо вдруг оживлено,—
Люблю поспешною рукою
Двойное выставить окно.
С каким-то грустным наслажденьем
Я упиваюсь дуновеньем,
[Живой] прохладой; но весна —
У нас не радостна; она
Богата грязью, не цветами.
Напрасно манит жадный взор
Лугов пленительный узор.
Не свищет ночью над водами
Певец ‹весны› и вместо роз
В полях растопленный навоз.
*
Что наше северное лето? —
Карикатура южных зим.
Мелькнёт — и нет, известно это,
Хоть мы признаться не хотим.
Не шум дубрав, не тень, не розы,
В удел нам отданы морозы,
Мятель, свинцовый свод небес,
Безлиственный, сребристый лес.
[Пустыни] ярко [снеговые],
Где свищут подрези саней,—
Средь хладно пасмурных ночей;
Кибитки, песни удалые,
Двойные стекла, банный пар,
Халат, лежанка и угар.
Строфа ⅩⅬⅢ первоначально начиналась следующими стихами:
В глуши что делать в это время?
Гулять? — но голы все места,
Как лысое Сатурна темя.
Иль крепостная нищета
Глава пятая
В качестве эпиграфа в рукописи выписано несколько стихов из «Светланы» Жуковского: