Грозовые раскаты из «Красной звезды» докатились и до редакции газеты, с которой сотрудничала Евгения. Главный вызвал ее на ковер и сказал с кислой миной:
- Где вас учили поднимать руку на святое?
- Меня вообще-то учили на факультете журналистики МГУ, - дерзко ответила Евгения. - И я не слышала, чтобы генерала Рагозина причислили к лику святых.
- Ведь вы у нас, кажется, на договоре работали? - спросил главный, выдержав паузу.
- И продолжаю. У меня договор на год.
- Был, - сказал главный. - Но сегодня закончился. Отдохните, соберитесь с мыслями. Иногда это необходимо. Я-то на вашей стороне, Женечка, всей душой. Но положение обязывает. Вы только нас надолго не забывайте. Такие перья, как ваше, нам ох как нужны.
- Я пишу шариковой ручкой, - сказала Евгения и, не прощаясь, вышла из кабинета.
Год 1999-й. Неподражаемая
Обшарпанное, пропахшее табачным дымом такси неспешно лавировало среди тихих московских переулков в районе Пречистенки. Неподражаемая, сидевшая рядом с шофером, негромко подсказывала маршрут.
Огромные темные очки закрывали ей пол-лица, делая артистку абсолютно неузнаваемой. А двух женщин, безмолвно сидевших рядом, и без маскировки узнали бы считанные люди.
Таксист взял их неподалеку от «России», в Китайском проезде, и сразу понял, что они были на концерте.
- Ну как там наша-то? - тарахтел он. - Еще может? Или весь пар в свисток ушел?
- Может, может, - сказала Неподражаемая. - Здесь налево.
- Надо же! - хохотнул таксист. - А говорили, у нее этот… СПИД!
- Свят, свят, свят! - сказала Неподражаемая.
- Да я и не верил, - продолжил таксист. - А вот что ей за бугром обезьянью печенку пересадили, это я сам в газете читал. Название не помню.
- А обезьянья-то печень ей зачем? - спросила низким, грудным голосом одна из сидевших позади.
- Как это зачем? Для полного омоложения организма, - пояснил таксист. - Четыреста тысяч долларов такая операция стоит. Зато потом у тебя все торчком, как в шестнадцать лет.
- Все, приехали! - со вздохом сказала Неподражаемая. - Приехали, говорю. Тормози!
Машина остановилась возле неприметной дубовой двери, над которой горел вычурный голубой фонарик.
- Это что же тут находится? - спросил таксист.
- Обезьянник. Пошли, девочки!
Через несколько минут приехавшая троица уже расположилась на мягких диванах в уютном кабинетике, одной из стен которого служил громадный аквариум с диковиными тропическими рыбками. Обстановка в этом подвальном убежище отличалась той самой стильной простотой, за которой угадывались сумасшедшие деньги.
- Я тут редко бываю, - сказала Неподражаемая, закуривая легкую сигарету. - Когда уж совсем никого видеть не хочется. Как сегодня… Я совсем выпотрошенная. Как после аборта. Посидим тут тихонечко, а они там пускай нажираются и кости мне перемывают. Плевать. Тимур прикроет. Он все понимает.
Кто-то тихонько постучал в дверь.
- Ну? - сказала Неподражаемая.
На пороге возник негр в белом кителе с золотыми пуговицами и золотым эполетом на одном плече. Молча поклонился.
- Ничего не хочется, - сказала ему Неподражаемая. - Ты скажи там Петровичу, чтобы он сам что-нибудь придумал, соответственно настроению. Хорошо?
Негр безмолвно поклонился.
- Только сначала выпить нам принеси. Мне джин-тоник. А вам что, девочки?
- Все равно, - сказала одна. - Можно тоже джин.
- А мне водки, - сказала вторая трубным голосом. - Только не надо этих «абсолютов». Нашей, кристалловской. Стакан.
- Давай, - махнула рукой Неподражаемая. - И напомни еще раз охране, Коля, что меня здесь нет. Ни для кого.
Негра действительно звали Колей. И фамилия у него была совершенно неафриканская - Коровкин. Он являл собой плод бурной, но короткой любви студента из Нигерии и парикмахерши Люды Коровкиной. Чернокожий папа, сделав ребенка, быстро укатил на жаркую родину, а его отпрыск - точная копия отца - продолжил свою полусиротскую жизнь в Москве. Была она не особенно сладкой. Начиная с детского сада черный Коля Коровкин всюду был, если так можно выразиться, белой вороной, его даже в армию не рискнули взять. В военкомате были так потрясены цветом его кожи, что ни у кого из призывной комиссии рука не поднялась написать «годен». Но грузчиком в овощной магазин его приняли, и даже гордились им, словно неким экзотическим зверьком.
И лишь когда, словно грибы после дождя, вокруг стали появляться бары и новые рестораны, старавшиеся перещеголять друг друга в дизайне и сервисе, на негра Колю возник неимоверный спрос. Прислуживающий африканец - это было что-то! Колю без конца переманивали из одного заведения в другое, пока он не оказался в тихом, но дорогущем подвальчике без названия, где десять долларов на чай были обыкновенным делом.