– Эти великолепные комнаты со всеми их картинами заставляют меня чувствовать, – пишет он в феврале 1522 года, – как будто я живу в те дни, когда римляне воздвигали свои монументальные чудеса света!
Так как старший сын более не нуждался в её заботах, Изабелла обратила свой взор на своего второго сына, Эрколе, которого предназначала для Церкви. В пятнадцать лет юноша был рукоположен в епископы и назначен помощником своего дяди, кардинала Сигизмондо Гонзага. Но амбиции его матери не удовлетворились этим, и в последние месяцы жизни Льва Х она осаждала Ватикан просьбами:
– Мы были бы очень благодарны Вашему Святейшеству, если бы наш сын Эрколе получил кардинальскую шапку!
– Но Ваш сын ещё очень молод, мадонна! – как мог, отбивался папа.
– Если нам не изменяет память, Ваше Святейшество стали кардиналом-мирянином в тринадцать!
– Но в семье Гонзага уже есть один кардинал! И если мы назначим ещё одного, это вызовет справедливое негодование других!
– Только мой деверь Сигизмондо из-за своей мягкотелости вряд ли станет папой! – вздохнула маркиза.
Смерть Льва Х положила конец надеждам Изабеллы. Тем не менее, она не отчаялась и, отложив на время свои амбициозные планы, пока решила отправить сына учиться в Болонский университет, требуя от его наставников чуть ли не ежедневных отчётов, как это раньше делала в отношении Федерико.
Тем временем в Германии Лютер уже проповедовал свои еретические идеи, с каждым днём приобретая всё больше и больше сторонников. О чём Изабелле в своём письме в январе 1523 года поведал её старый друг, нунций Кьерикати, которого папа Адриан VI отправил на сейм в Нюрнберг в надежде достичь примирения с немецкими лютеранами. Пожаловавшись маркизе на оскорбления, которыми его осыпали еретики, прелат затем перешёл к более приятным темам и поведал ей некоторые из тех замечательных историй, которые привёз из неведомых земель его слуга Антонио Пигафетти, три года назад покинувший своего хозяина, чтобы отправиться в кругосветное плавание с Магелланом. Несколько недель спустя Кьерикати отправил Изабелле маршрут экспедиции, а 3 февраля Изабелла написала ему, чтобы поблагодарить за книгу.
– Если Ваш слуга, – продолжала она, – вернулся из этих мест столь обогащённым знаниями, мы ему действительно завидуем, и будем рады его видеть, потому что, как Вы понимаете, гораздо большее удовольствие слышать об этих новых и удивительных землях от живого человека, а не просто читать о них.
Нунций исполнил пожелание Изабеллы, и Антонио Пигафетти вскоре после этого приехал в Мантую, привезя с собой дневник, который он ежедневно вёл во время своего путешествия и о котором Кьерикати говорил:
– Божественная вещь!
Путешественник встретил самый восторженный приём у маркизы, которая теперь смогла собственными ушами послушать его удивительные истории и удовлетворить своё любопытство относительно этого странного Нового Света, который был открыт при её жизни.
Ещё до приезда Пигафетти в январе в Мантуё по настоятельной просьбе Федерико появился Тициан, чтобы написать портрет его любовницы Боскетти. Тогда Изабелла и познакомилась с ним. Правда, гостил художник недолго и ограничился одним рисунком, по которому завершил портрет уже в Венеции, где маркиза снова встретилась с ним спустя несколько месяцев во время своего второго паломничества в Падую.
– Сегодня, – писал Марино Сануто 20 мая, – Синьория услышала от мантуанского посла, что старая маркиза находится в городе, живёт в Ка'Барбаро в Сан-Стефано, и по приказу Синьории ей был отправлен подарок в виде дукатов.
Сопровождали Изабеллу её брат Альфонсо, наконец освободившийся от своего вечного страха перед папскими интригами, и граф Кастильоне. Спутники маркизы удивлялись её неиссякаемой энергии во время прогулок по городу или поездок на гондоле. Осмотрев фрески Тициана в церкви Святой Марии Глориозы, она затем посетила мастерскую художника. При виде его «Святого Иеронима» прижимистая маркиза, предпочитавшая получать произведения искусства в подарок, воскликнула: