Когда, как обычно, Изабелла навестила родню 23 февраля 1538 года, то маркиза ди Пескара ещё была там. Кардинал Равенны в самых восторженных выражениях описал Эрколе .Гоназга свой вечер с этими знаменитыми дамами:
– Прошлой ночью мы наслаждались редким угощением. Герцог и я, а также маркиза (Виттория) ужинали с Вашей самой прославленной матерью, а после ужина маркиза (Виттория) прочитала нам пять сонетов своего сочинения, которые были настолько прекрасны, что я не думаю, что ангел с небес мог бы написать что-нибудь более совершенное. После этих декламаций, которые доставили нам всем бесконечное удовольствие, появились дамы мадонны, Вашей матери, и с ними сеньора Анна, которая превосходно сыграла несколько пьес. Затем Моргантино вошёл с Делией, и они прыгали и танцевали вместе. Затем сеньора Анна присоединилась к ним и станцевала несколько танцев, что доставило маркизе ди Пескаре, герцогу и всем остальным величайшее удовольствие. Мы все были убеждены, что если бы сама Богиня природы танцевала перед нами, она не могла бы танцевать с более изысканной грацией.
«Сеньора Анна», про которую упомянул кардинал, была шестилетней дочерью герцога Феррары, которая, как считали все родственники, была очень похожа на свою двоюродную бабушку и, очевидно, унаследовала музыкальные таланты Эсте. Вскоре после этого праздничного вечера Изабелла вернулась в Мантую, где тихо провела остаток лета в семейном кругу, о чём мы узнаём из её письма, адресованного Федерико:
– Вчера я отправилась в Кастелло и посетила знаменитую герцогиню, Вашу жену, и мою дочь, которую нашла вместе с маркизом (внуком Франческо) и другими принцами в добром здравии. Всё, что я там увидела, доставило мне величайшее удовольствие и развлечение. Маркиз, который растёт красивым, как цветок, продекламировал тридцать или сорок строк из Вергилия в присутствии своей матери, герцогини, с грацией и ясностью, которые были просто поразительными. Я также видела сеньора Гульельмо, с его пухленьким детским лицом, невинным и весёлым, и его милую сестру, донну Изабеллу, которые в моих глазах являются образцом всех радостей, которые может дать мир.
Два года спустя Франческо, который цитировал Вергилия в пять лет, стал герцогом Мантуи. После него правил пухленький Гульельмо, а их сестра Изабелла вышла замуж за Франческо д’Авалоса.
Любуясь внуками, маркиза не забывала о старшем сыне, чьё здоровье стало ухудшаться. Месяц спустя она убедила Федерико отправиться с ней в Венецию, чтобы сменить обстановку, и с радостью приняла предложение племянника Эрколе д'Эсте пожить в его дворце на Большом канале. Этот прекрасный старый дом ещё помнил Беатриче д'Эсте, которая однажды в мае весело провела там время, хотя его тщательно отреставрировали и роскошно украсили для приёма герцогини Рене, посетившей Венецию в 1534 году.
Маркиза была так счастлива в Венеции, её друзья в этом городе так тепло и с таким почётом приняли её, что она продлила своё пребывание там до конца ноября. Но погода испортилась перед её отъездом, и путешествие обратно в Мантую оказалось слишком тяжёлым для её слабеющих сил. 29-го числа она написала своей овдовевшей дочери Элеоноре:
– Моё возвращение из Венеции произошло в очень плохую погоду и вызвало некоторые нарушения в моём организме, так что до сих пор я не решаюсь покинуть свою комнату, и мне всё ещё немного больно.
Как раз в то время друг Виттории Колонны, монах фра Бернардино, собирался проповедовать в Мантуе, но Изабелла не смогла его послушать. Желудочные боли, которые стали причиной смерти её матери, Элеоноры Арагонской, продолжали беспокоить маркизу всю зиму, и в январе она всё ещё чувствовала себя слишком плохо, чтобы нанести свой ежегодный визит в Феррару. Но она жаждала новостей о своих близких, и 18 января 1539 года феррарский корреспондент рассказал ей о последних карнавальных праздниках:
– Здесь мы наслаждаемся турнирами, маскарадами и банкетами.
Между тем Изабелла медленно приближалась к своему концу, сохраняя полное сознание, и с удовольствием слушала об удовольствиях, которые она больше не могла разделить. Таким образом, она следовала наставлениям своего любимца, доминиканца Маттео Банделло, жить радостно до последнего. Ещё четыре года назад маркиза составила завещание, в котором заботливо упомянула не только своих детей и придворные дам, но и всех слуг. Своих же любимых карликов, Моргантино и Делию, она передавала на попечение герцога и герцогини, а в случае, если те не захотят или не смогут остаться на службе у её сына, то должны были получать ежегодное пособие в размере пятидесяти дукатов.