– Беатриче не лучше меня, но гораздо крупнее.
Если со своими братьями Беатриче всегда поддерживала прекрасные отношения, особенно с Ферранте, с которым выросла в Неаполе, и с Альфонсо, который несколько раз приезжал навестить её в Милане, то с Изабеллой отношения были более сложными. Потому что, хотя сёстры испытывали искреннюю привязанность друг к другу, маркиза со дня свадьбы Беатриче начала питать смешанные чувства к ней не только из-за её удачного брака и огромного богатства, но и, прежде всего, из-за рождения здорового сына, в то время как сама она годами тщетно пыталась произвести на свет наследника своему мужу.
– Радость сеньора Лодовико по поводу рождения его первенца не поддается никакому описанию! – сообщил Джакомо Тротти своему господину, герцогу Эрколе.
Сам же Моро не без тонкой иронии заметил иностранным послам:
– У нас двойная причина для радости!
Он имел в виду, что на той же неделе Изабелла Арагонская родила дочь.
Но именно рождение сына Беатриче было встречено всеобщим ликованием. Шесть дней звонили колокола, проходили торжественные процессии, во всех церквях и аббатствах Милана возносились благодарственные молитвы. Заключённые за долги были освобождены, и появление новорожденного было отпраздновано с такими почестями, как если бы его отец был правящим герцогом. Некоторые придворные даже начали шептаться:
– А ведь рождение Франческо Марии, маленького графа Павии, два года назад было отпраздновано с гораздо меньшей помпой!
Расточительность герцога и герцогини Бари по этому случаю не знала никаких пределов. Покои Беатриче располагались в крепости Роккетта миланского замка, в левом крыле нижнего этажа. Они были очень малы, но вследствие этого хорошо протапливались. Из-за сквозняков в просторных помещениях замка стены в комнате младенца были обшиты деревом. Колыбель была покрыта позолотой; балдахин из голубого шелка украшала золотая бахрома; покрывало, разумеется, также было из золотой ткани. Сообщив все эти подробности Изабелле, известной своим умением подбирать способных осведомителей, Теодора, фрейлина Элеоноры Арагонской затем пожаловалась:
– Дабы услужить Вам, Светлейшая сеньора, мне приходится проводить целые дни в комнатах герцогини Бари, которые напоминают мрачную обитель великого дьявола!
Был вызван архитектор Браманте, который должен был придумать некую приличествующую случаю фантазию (декорации) для сценического представления. В течение следующих двух недель от магистратов Милана и главных городов герцогства, а также от высокопоставленных придворных поступали дорогие подарки для молодой герцогини и её новорожденного ребенка, выставленные в зале, примыкающем к покоям Беатриче. Дверцы полок вдоль стен были распахнуты, и великолепная золотая и серебряная посуда, массивные кувшины, чаши, вазы и блюда, которые в них находились, были расставлены ярусами на подставке, защищённой железными прутьями и охраняемой двумя латниками в герцогских ливреях. В воскресенье, 4 февраля, послы, советники, судьи и судебные чиновники, а также многие знатные миланские дамы были приглашены поздравить герцогиню Бари. Дворецкий встретил их у дверей Роккетты, оказав каждому из них почести, подобающие его рангу, и проводил их в зал. Оттуда слуги, одетые в серебряную парчу, провели их через анфиладу комнат, украшенных позолоченными колоннами и завешенных белыми дамасскими занавесками, богато расшитыми фигурами всадников и другими украшениями с эмблемой Сфорца, в покои герцогини.
– Действительно, подсчитано, – писала восхищённая Теодора, – что гобелены и драпировки здесь стоят 70 000 дукатов.
Два пажа охраняли двери, а внутри, возле камина, герцогиня Элеонора сидела у постели своей дочери в сопровождении двух или трёх дам. Собственная кушетка Беатриче была великолепно украшена драпировками цвета шелковицы с золотом и малиновым балдахином с именами Лодовико и его жены из массивного золота, с красными и белыми розетками и бахромой из золотых шаров.
– Всё, – восклицала фрейлина, – «белло» и «галанте», не передать словами!
Отдав дань уважения знаменитой матери, гости прошли в комнату новорожденного. Здесь стены были увешаны парчой цветов Сфорца, красной, белой и синей, и гобеленами, расшитыми всевозможными зверями и птицами и фантастическими узорами. После того, как гости мельком увидели спящего младенца, за которым присматривали фрейлины Беатриче, их провели в зал аудиенций Лодовико, где он принимал послов и главных советников, и через смежную комнату его любимого астролога Амброджо да Розате («Без которого здесь ничего нельзя сделать», – заметила Теодора) посетители вернулись в вестибюль.