На следующий день король отправился в Павию, где в честь него были воздвигнуты триумфальные арки, а духовенство и преподаватели университета приветствовали его торжественными речами. Для Карла было приготовлено жильё в городе, но, по совету своих приближённых, он предпочёл из осторожности поселиться в замке, где Моро показал ему библиотеку и сокровищницу, а потом они отправились в парк на охоту. 15 октября король посетил кафедральный собор, а 16 октября – Чертозу, после чего монахи дали в честь него грандиозный банкет в доме за пределами монастыря. По вечерам же для его развлечения в замке устраивали комедии или музыкальные представления, несмотря на болезнь герцога Джангалеаццо, который жил там же со своей семьёй. Хотя жена и мать усердно ухаживали за ним, племяннику Моро становилось всё хуже. Современник сообщает, что когда Карл VIII навестил больного герцога, тот попросил короля позаботиться о его супруге и детях.
– …герцогиня бросилась на колени перед Лодовико, – писал всё тот же Коммин, – умоляя его сжалиться над её отцом и братом. На что он ответил, что ничего не может сделать, и посоветовал ей молиться за своего мужа и за себя, ведь она ещё так молода и прекрасна.
Хотя король был тронут горем Изабеллы, но пообещал только позаботиться о её сыне Франческо Марии Сфорца. А когда она возобновила свои мольбы, заявил, что уже слишком поздно отказываться от экспедиции, которая стоила ему слишком много хлопот и денег, и что он не может вернуться назад без ущерба для своей чести. 17 октября после мессы в замковой капелле Карл VIII покинул Павию вместе с Моро.
20 октября, уже после того, как Карл VIII уехал из Асти, прибыл курьер из Павии, который принёс известие Лодовико о том, что его племянник умирает. Он сразу же отправился в Павию и по дороге встретил другого гонца, сообщившего, что Джангалеаццо уже умер. Галеаццо ди Сансеверино, который остался при короле, сообщил тестю:
– Единственное замечание, которое Его Христианнейшее Величество сделал по этому поводу, это выразил свою скорбь о детях-сиротах герцога и сказал, что он надеется, что сеньор Лодовико позаботится о них как о своих собственных.
Ненадолго задержавшись в Павии, чтобы отдать распоряжения насчёт похорон, Лодовико поспешил в Милан. Его первым действием по прибытии в замок Сфорца было созвать советников, магистратов и главных граждан Милана на следующий день, но еще до того он собрал нескольких своих ближайших друзей и придворных в большом зале Роккетты и предложил, чтобы сын покойного Джангалеаццо был провозглашён герцогом вместо своего отца. В ответ Антонио да Ландриано, префект казначейства, разразился красноречивой речью:
– После смерти отца Джангалеаццо у нас не было герцога, кроме Вас; Вы, единственный среди наших принцев, можете твёрдой рукой взять герцогский скипетр!
Последние слова Ландрино были встречены громкими аплодисментами друзей Моро.
По версии историка Гвиччардини, члены Совета единогласно заявили, что в связи с опасными для Италии временами пятилетний Франческо Мария не сможет защитить государство, поэтому бремя власти должен взять на себя Лодовико. 22 октября 1494 года мантуанский посланник Донато де Прети написал Изабелле д'Эсте:
– Сегодня утром в Кастелло состоялось собрание, на котором сеньор Лодовичус был провозглашён герцогом Милана.
В тот же день Моро в золотой герцогской мантии в сопровождении послов Феррары и Флоренции проехал верхом по улицам города под звуки колоколов и труб, в то время как народ приветствовал его криками:
– Дука! Дука! Моро! Моро!
Хотя до получения императорской инвеституры Лодовико официально не мог называть себя герцогом Милана. В ответ на поздравления феррарского посла Джакомо Тротти он ответил:
– Через месяц Вы услышите более важные новости.
Вероятно, Моро надеялся на скорое получение императорской инвеституры. Вечером 27 октября 1494 года тело его предшественника «было похоронено в склепе его предков с величайшей помпой и честью», как сообщил Изабелле д'Эсте мантуанский посланник. А на следующий день Моро присоединился к французскому королю в его лагере под стенами Сарцаны.
– Подводя итог всему этому, – написал Филипп де Коммин, – Лодовико сам провозгласил себя властителем Милана, и это, как говорят многие, стало причиной, по которой он перевёл нас через горы.
Подозрение, что смерть герцога была ускорена его дядей, нашло всеобщее признание во французской армии и усилило недоверие, с которым уже относились к Моро. В этот критический момент неожиданные действия правителя Флоренции помогли ускорить разрыв между Лодовико и его союзниками. Когда 31 октября Моро прибыл во французский лагерь, он, к своему удивлению, обнаружил, что Пьеро Медичи, который до этого времени был самым верным союзником Неаполя, прибыл туда за день до него, чтобы подчиниться королю Карлу. Он не только согласился предоставить французской армии свободный проход через Тоскану, но и распустить флорентийские войска, а также пообещал сдать шесть цитаделей: Сарцану, Сарцанелло, Пьетра Санта, Либрафратту, Ливорно и Пизу. Даже французы, которые вели с ним переговоры, был поражены трусостью и предательством Медичи. Лодовико, со своей стороны, воспринял известие о позорных уступках Пьеро с плохо скрываемым отвращением. Теперь, когда он достиг своих целей, и ему нечего было бояться Альфонсо, чьи армии отступили, Моро охотно бы увидел, что продвижение французов задерживается. Гвиччардини рассказывает о встрече Лодовико с Пьеро Медичи в тот день в лагере, и как сын старого друга Моро, стремясь снискать расположение могущественного герцога, оправдывался: