– Я не оказал Вашей Светлости официального приёма на своей территории из-за того, что разминулся с Вами.
– Один из нас определённо сбился с пути, – ответил герцог, – возможно, это Вы выбрали неверный путь.
Но он, как мог, скрыл свое раздражение, когда предстал перед французским королем и смело попросил Карла отдать ему замки Сарцана и Пьетра Санта, которые ранее принадлежали Генуе. Когда король ответил, что предпочитает держать эти крепости в своих руках до своего возвращения из Неаполя, Лодовико снова скрыл свои чувства и удовлетворился просьбой о возобновлении инвеституры Генуи, ранее предоставленной его племяннику, которую он получил за 30 000 дукатов. После этого он не видел причин оставаться во французском лагере дольше и, сославшись на неотложные государственные дела, 3 ноября снова уехал в Милан. Лодовико занял строго нейтральную позицию, и хотя внешне он поддерживал дружеские отношения с Францией, в то же время получил поздравительные послания по случаю своего вступления на престол от врагов Карла VIII: папы римского, дожа и Синьории Венеции, и даже от Альфонсо Неаполитанского, который забыл все обиды при приближении французских захватчиков. Когда же до Милана дошли слухи о том, что папа будет свергнут, и что французский король намерен предпринять попытку реформации церкви, Лодовико сухо заметил:
– Его Христианнейшему Величеству лучше начать с исправления самого себя!
Между тем за границей стали распространяться отвратительные слухи о том, что Джангалеаццо был отравлен своим дядей. Некоторые же обвиняли в этом Беатриче. Якобы, она приказала подсунуть племяннику Моро персики с дерева, которое Леонардо да Винчи специально поливал отравленной водой. (Интересно, что флорентиец, как следует из его записок, действительно занимался подобными опытами, проверяя, будут ли ядовитыми плоды). Однако современные историки считают, что Джангалеаццо скончался по естественным причинам из-за неумеренного употребления вина и других излишеств.
6 ноября Лодовико вернулся в Милан и присоединился к своей жене в Виджевано, где Беатриче оставалась во время отсутствия мужа со своим маленьким сыном. Она выразила соболезнование несчастной вдове Джангалеаццо, которая на несколько дней заперлась в тёмной комнате и отказывалась принимать пищу или какие-либо утешения. Кроме того, в Павию приехали четыре миланских советника, предложивших Изабелле Арагонской от имени нового герцога переехать в Милан и заверивших её, что за ней и её детьми сохранятся прежние покои в замке Сфорца. 6 декабря 1494 года вдова, наконец, решилась. Придворный шут Беатриче по имени Барон написал по этому поводу маркизе Мантуи:
– Прошлой ночью герцогиня Изабелла прибыла в Милан, и наша герцогиня отправилась встречать её в двух милях от города, и как только они встретились, наша герцогиня вышла из своей кареты и села к герцогине Изабелле, обе они горько плакали, и так они вместе поехали к Кастелло, где герцог Миланский встретил их верхом у ворот сада.
Ещё до того в ноябре Моро попросил Изабеллу д‘Эсте приехать в Милан, и 15 января 1495 года она покинула Мантую. На следующий день после своего приезда маркиза нанесла визит овдовевшей герцогине, своей тёзке, чьё горе наполнило её состраданием.
– Я нашла её в большой комнате, – написала Изабелла своему мужу 20 января, – всю затянутую чёрным, но с достаточным количеством света и воздуха, чтобы не задохнуться. На Её Высочестве был матерчатый плащ, на голове чёрная вуаль, и её глубокий траур наполнил меня таким состраданием, что я не смогла сдержать слез. Я выразила ей соболезнования от Вашего имени и от своего собственного, и она с благодарностью приняла моё сочувствие и послала за своими детьми, вид которых усилил мои чувства.