Однако в середине марта она вернулась в Мантую, сопровождаемая самыми искренними сожалениями и самыми живыми выражениями любви со стороны сестры и зятя.
– Во всех своих действиях, – писал Лодовико маркизу Мантуанскому, – эта достойная мадонна проявила столько очарования и совершенства, что, хотя мы рады думать, что Вы скоро будете наслаждаться её присутствием, мы не можем не испытывать большого сожаления об утрате её милого общества, и когда она завтра покинет нас, должны признаться, мы, похоже, лишимся части самих себя.
А неделю спустя уже Беатриче написала сестре:
– Я не могу достаточно часто говорить тебе, каким странным и печальным показался мне на этот раз отъезд Вашего Высочества. Куда бы я ни повернулась, в доме или на улице, мне кажется, что я вижу твоё лицо, и когда я понимала, что обманулась, и понимала, что ты действительно ушла, можешь представить, насколько сильным было моё горе – нет, насколько оно всё ещё велико.
Странные и печальные предчувствия Беатриче вскоре сбылись. Это был последний визит Изабеллы ко двору её зятя, и сёстры больше никогда не виделись.
Ни Лодовико, ни его жена никогда по-настоящему не хотели оказывать поддержку французам в завоевании Неаполя, а скорее желали напугать короля Альфонсо II. Вдобавок, Моро не мог чувствовать себя в безопасности, пока Людовик Орлеанский оставался в Асти, потому он решил встать во главе лиги и защитить Италию от «варваров». Вечером 27 февраля, когда в церквях Милана звонили колокола радости в честь триумфа французского короля, герцог послал за венецианскими послами.
– У меня плохие новости, – сказал он. – Неаполь потерян, и французский король был радостно встречен народом. Я готов сделать всё, что пожелает Республика. Но нельзя терять времени; мы должны действовать немедленно.
Теперь все взгляды обратились к Лодовико как к единственному человеку, который мог спасти Италию от французских захватчиков. Прежде всего он отправил своего посла в Венецию, где был окончательно оформлен союз между папой римским, Максимилианом Габсбургом, Испанией, венецианцами и герцогом Миланским. После чего 19 апреля 1495 года Галеаццо ди Сансеверино во главе миланского войска двинулся на Асти. В этом Моро поддержал Максимилиан, который в конце апреля отправил своих посланников в Милан с давно обещанной инвеститурой.
В это время Карл VIII и его вельможи ели из золотых и серебряных тарелок и пили из кубков с драгоценными камнями в украшенных гобеленами залах королевского замка Кастель-Нуово в Неаполе, а французские солдаты валялись на улицах, опьянённые крепкими и сочными винами Южной Италии. Вся армия предалась роскоши и пороку, а бесчинства, которые совершали французы, вскоре вызвали ненависть у населения, которое за несколько недель до этого приветствовало их как избавителей от ига тирана. Однако постепенно французский король начал осознавать грозную опасность, исходящую от Лиги, и 20 мая он, наконец, покинул Неаполь, двинувшись на Рим.
26 мая, в день Святого Фелициссимуса, в Милане состоялась великолепная церемония. На площади у дверей Миланского собора был воздвигнут огромный павильон, обтянутый алым атласом, расшитым золотыми листьями и ягодами шелковицы, и здесь, после посещения мессы, Лодовико Сфорца был торжественно провозглашён герцогом Милана, графом Павии и Анжеры, «милостью Божьей и волей Его Кесарева Величества Максимилиана, избранного императора и главы Священной Римской империи». Императорские послы Мельхиор, епископ Бриксенский, и Конрад Штюрцель, канцлер Максимилиана, сначала зачитали вслух привилегии от имени своего хозяина, а затем вручили Моро герцогскую корону и мантию и вложили в его руки скипетр и меч государства. Джазоне дель Майно, знаменитый юрист из Павии, произнёс речь на латыни, после чего герцог в сопровождении послов, герцогини и блестящей свиты придворных и дам проехал к древней базилике Сан-Амброджо, чтобы поблагодарить за своё восшествие на престол. Затем вся компания вернулась «с огромной радостью и триумфом» в замок Сфорца, где в честь этого события были устроены великолепные празднества, а императорским послам и придворным преподнесли богатые подарки. Беатриче очень сожалела о том, что её сестра не смогла сопровождать своего мужа, бывшего среди гостей, и стать свидетельницей чудесной сцены перед собором:
– Это было самым грандиозным зрелищем и самым благородным торжеством, которые когда-либо видели наши глаза!
Это был самый счастливый день в жизни Лодовико и его обожаемой супруги. Но их уверенности в благосклонности Фортуны вскоре был нанесён жестокий удар. В тот самый день, когда Беатриче написала победоносное письмо своей сестре, Людовик Орлеанский, подкреплённый прибытием свежих войск, совершил успешную вылазку из Асти и 11 июня 1495 года занял со своими войсками город Новару. Внезапно герцог Миланский, который отдыхал после утомительных недавних празднеств в Виджевано, услышал, что его соперник находится в двадцати милях от ворот его замка. Моро охватила непреодолимая паника, и он удалился сначала в Аббьятеграссо, за Тичино, а затем вернулся в Милан, где укрылся в Кастелло со своей женой и детьми. Венецианский летописец Малипьеро отметил, что 20 июня два ломбардских монаха прибыли в монастырь Сан-Сальвадор в Венеции, сообщив, что герцог в страхе за свою жизнь заперся в замковой крепости Роккете: