На следующий день император дал послам аудиенцию. Максимилиан, которого член свиты Фоскари описал как красивого мужчину тридцати семи лет, с длинными седеющими волосами и безупречными манерами, принял их наверху парадной лестницы, на втором этаже замка. Как обычно, он был одет в чёрное, дав обет не носить никаких других цветов, пока не одержит победу над турками. Его единственным украшением была золотая цепь с орденом Золотого руна. Император сидел на возвышении, задрапированном золотой тканью, с герцогом Миланским по правую руку и кардиналом Санта-Кроче по левую. Там присутствовали также послы Неаполя и Испании, а ещё граф Кайаццо, епископы Комо и Пьяченцы и другие известные миланские придворные. Затем Марко Морозини произнёс изящную речь, которая была высоко оценена всеми присутствующими и любезно принята императором, который приветливо побеседовал с посланниками на общие темы. Они были также представлены герцогине Беатриче, которая, по словам Марино Сануто, «никогда не покидает своего господина, хотя она снова ждёт ребёнка».
В течение следующей недели герцог устраивал праздники и охотничьи вечеринки для развлечения своего императорского гостя. Их венцом стала «Беллиссима Качча» (великолепная охота), на которую были приглашены кардинал-легат, все принцы, послы и придворные. В тот день в ней приняли участие двести всадников и дрессированные хищники.
– Я сам, – хвалился Сануто, – был там и видел, как леопард поймал зайца.
23 сентября император простился с герцогиней Беатриче, которая преподнесла ему в качестве прощального подарка великолепные носилки, сделанные из вытканной золотом ткани и богато украшенные тонкой вышивкой.
– Самая красивая вещь, которую я когда-либо видел, – восторгался всё тот же посланник, – и оценённая в тысячу дукатов.
Затем Моро проводил своего гостя до Тортоны.
– Люди говорят, что есть три причины, – подвёл итог Марино Сануто, – почему Его Императорское Величество так крепко подружился с герцогом Миланским. Во-первых, он видит, что Лодовико обладает огромной властью и авторитетом по всей Италии. Во втором он надеется получить от него немного денег. И, в-третьих, он смотрит на него как на полезного союзника против короля Франции.
Нет никаких сомнений в том, что визит императора способствовал значительному укреплению авторитета Людовико. Должно быть, именно в этот период Моро, по свидетельству Малипьеро, похвастался:
– Папа римский – мой капеллан, император – кондотьер, Венеция – казначей, а король Франции – курьер, который отправляется туда, куда я пожелаю.
В свой черёд, историк Гвиччардини уверял, что успех настолько вскружил герцогу голову, что тот называл себя сыном Фортуны.
Между тем праздники в честь Максимилиана и субсидии, предоставленные Моро на его военные экспедиции, повлекли за собой большие расходы. Миланская казна опустела. В Лоди, Кремоне и других местах происходили настоящие беспорядки, в то время как в некоторых частях герцогства жители покидали свои дома, спасаясь от жестоких поборов. Даже в рядах знати зрело недовольство, и сам герцог не мог не осознавать своей растущей непопулярности среди своих подданных.
Однако жизнь Беатриче той осенью омрачали не столько слухи о беспорядках, сколько новая измена супруга. Моро, который в течение многих лет был преданным и любящим мужем, внезапно завёл себе любовницу. Под датой «ноябрь 1496 года» «Летописец Феррары» написал:
– Последние новости из Милана – это то, что герцог проводит всё своё время и находит удовольствие в компании девушки, которая является одной из служанок его жены.
Речь шла о Лукреции Кривелли, красивой и образованной девушке из благородной миланской семьи, которая была не только фрейлиной Беатриче, но и её подругой (говорят, Лукреция долгое время сопротивлялась домогательствам герцога и уступила почти против воли). Тем не менее, Моро не забывал о жене. 9 ноября Лодовико отправил из Виджевано настоятельную записку кастеляну Роккетты Бернардино дель Корте:
– Прошу Вас проследить, чтобы стены новых комнат были сухими и готовыми к заселению к концу месяца, поскольку герцогиня должна пользоваться апартаментами, примыкающими к бальному залу во время её приближающихся родов.