Однако Изабелла приехала не только полюбоваться Венецией, но и для того, чтобы в очередной раз занять денег у ростовщиков-евреев и выкупить свои драгоценности.
Поскольку дож пригласил маркизу посетить Куэджио, как она делала это раньше, Изабелла послала Капилупи и Бэссо извиниться перед ним и Синьорией за себя и герцогиню и объяснить, что они путешествуют инкогнито, и у них нет одежды, в которой они могли бы появиться перед ними. Тем не менее, дож распорядился, чтобы почётным гостям показали сокровищницу Сан-Марко и Арсенал.
Вернувшись в дом посла, путешественницы обнаружили, что там их уже ждал секретарь Синьории, который сообщил им о предстоящем визите четырёх дворян от имени дожа и Сената:
– Мы умоляли его обойтись без этой церемонии, но едва мы закончили обедать, как они уже были здесь. Герцогиня и я встретили их на лестнице и провели в комнату, и я ответила на их комплименты, подчеркнув любовь и преданность Вашего Превосходительства этой прославленной Синьории.
Наутро принесли подарки от Синьории: четыре больших сундука с рыбой разных сортов, восемь больших позолоченных марципановых тортов, двадцать девять коробок конфет, четыре горшка с имбирем и четыре с фиалковым сиропом, а также двадцать фунтов восковых свечей. В тот же вечер Изабелла отправила эти подарки с посыльным в Мантую, умоляя маркиза принять их ради неё.
Осмотрев все достопримечательности, принцессы затем посетили Катерину Корнаро, королеву Кипра, которой Изабелла написала после своего возвращения в Мантую, поблагодарив её за преданность и доброту, которые та всегда проявляла к дому Эсте.
Утром 21 марта дамы покинули Венецию и к вечеру добрались до Падуи, где их принял граф Борромео. При этом Изабелла нашла время сообщить своему мужу, что в Падуе ожидали французских послов на их пути в Венецию. Максимилиан I отказался предоставить Людовику XII инвеституру на Милан и не дал разрешение на включение герцогства в состав королевства Франции, а король, со своей стороны, отказался освободить Лодовико Сфорца и позволить его изгнанным сторонникам вернуться в Милан.
– До настоящего времени, – добавила маркиза, – король Франции мало считался с венецианцами, но теперь он больше всего стремится заручиться их дружбой.
В заключение она выразила свой восторг по поводу хороших новостей о сыне. Проведя последние дни Страстной недели в доме графа Каноссы в Вероне, Изабелла и Елизавета прибыли в канун Пасхи в Мантую, где счастливая мать, наконец, смогла обнять своего драгоценного мальчика. Неделю спустя Франческо уехал из дома, чтобы посетить какие-то скачки по соседству, и письма Изабеллы, были как обычно, полны нежных рассказов о Федерико.
– Мальчик всегда казался умным, – пишет она 4 апреля, – но с тех пор, как Ваше Превосходительство уехали, он каждый час удивляет меня своими милыми манерами и, кажется, полон решимости развлекать меня в Ваше отсутствие. Он сидит на Вашем месте за обедом и проделывает тысячу других трюков, о которых я не рассказываю Вашему Превосходительству, чтобы не возбудить Вашей зависти.
Другой, менее приятной задачей, которой теперь занялась Изабелла, было урегулирование её счетов. Расходы, связанные с её визитом на свадьбу брата в Феррару, были слишком большими; помимо своего собственного роскошного туалета, и нарядов её фрейлин, она изрядно потратилась на подарки из дорогой парчи и цепей для актёров и шутов, трубачей и музыкантов. Венецианец Марино Сануто рассказывал, что в тот раз маркиза проявила поразительную щедрость ко всем присутствующим, но особенно к испанским шутам в свите невесты. Поэтому вскоре после возвращения в Мантую маркиза написала своему отцу, герцогу Эрколе, к которому она не раз обращалась за помощью в своих денежных затруднениях.
Ещё в конце марта до Мантуи дошли слухи, что супруга Альфонсо беременна, поэтому Изабелла с началом мая поспешила вернуться в Феррару, проведя там почти две недели. Перед её приездом Лукреция, желая ослепить золовку, заложила некоторые драгоценности, чтобы расплатиться за новые наряды. Изабелле был оказан сердечный приём. Лукреция устроила испанские танцы под аккомпанемент тамбуринов и соревнование между органистами. Кроме того, вместе с Изабеллой посетила несколько изящных представлений, которые по распоряжению Эрколе проходили в соборе. Затем настойчиво повторила в письме вдогонку золовке, что уже скучает по Изабелле, особенно сейчас, когда Альфонсо уехал в Марину.
На самом деле Лукреция вовсе не чувствовала себя одинокой. Красивая молодая герцогиня как магнит притягивала в Феррару поэтов и писателей. Сам Лодовико Ариосто сочинил в честь приезда Лукреции стихи, а позже изобразил её в своей поэме «Неистовый Роланд».