– Герцог думает лишь о том, как бы по мере возможностей удовлетворить нужды подданных, – сообщил Проспери маркизе.
Одним из первых распоряжений Альфонсо I было сооружение крыши над «скрытым проходом» между дворцом и замком, по которому он, будучи ещё ребёнком, спасся вместе с матерью и сёстрами во время бунта Никколо д’ Эсте. Сейчас, соединив свои дворцовые покои с апартаментами Лукреции в замке, он сделал общение с женой более приватным. Не забыл он также и о своей личной свободе, о чём опять же доложил Изабелле Проспери:
– Полагаю, Ваше Сиятельство слышали о проходе между дворцом и замком, но он (Альфонсо) приказал также построить винтовую лестницу, по которой Его Светлость днём и ночью может спускаться на площадь.
Таким образом, Альфонсо хотел развлекаться на стороне, не привлекая внимания.
В том же месяце, когда скончался герцог Эрколе, в Мантуе произошло радостное событие: герцог Урбино официально попросил руки Элеоноры Гонзага для своего племянника Франческо Марии делла Ровере. 2 марта их обручение было отпраздновано и Мантуе, и в Ватикане. Папа настаивал на том, чтобы невеста принесла своему мужу (и его племяннику) приданое в размере 30 000 дукатов, причём 20 000 дукатов должны были быть выплачены сразу, а остальная часть этой суммы – в срок, установленный герцогиней Елизаветой. Это событие способствовало оживлению переписки между Изабеллой и её старой подруги, от имени которой писала Эмилиа Пиа. Елизавета пригласила маркизу сопровождать её в Рим. Изабелла, которая никогда не была в Вечном городе, сразу загорелась этой идеей и заявила, что поедет либо инкогнито, одетая в чёрное, либо в качестве горничной в свите герцогини. Однако от этого путешествия пришлось отказаться, отчасти из-за страха перед чумой в Риме, отчасти из-за желания Юлия II сократить расходы и навести порядок в расстроенных финансах Ватикана.
– Этот папа, – заметила Эмилия, – настолько скуп, что я не знаю, удастся ли наш план!
Тем же летом Бальдассаре Кастильоне, уроженец Мантуи, перешёл на службу к герцогу Урбино. Франческо Гонзага с большой неохотой расстался со своим придворным, показавшим себя талантливым военным и дипломатом, и даже запретил ему пересекать границу Мантуи. Однако Кастильоне всегда больше тяготел к литературе и общению с людьми искусства, что получил в избытке в Урбино. Привечая людей образованных, Елизавета Гонзага, в отличие от своей невестки, ничего не требовала от них взамен, кроме участия в изысканных беседах и диспутах, на основе которых Кастильоне написал очень известную в то время книгу «Кортеджиано» («Придворный»), переведённую на испанский, французский и английский языки. Показав, какими качествами должен обладать дворянин эпохи Ренессанса, автор заодно прославил в своём произведении урбинский двор (а не мантуанский!) и свою покровительницу Елизавету Гонзага, которой остался верен до конца жизни. Впрочем, Изабелла д'Эсте, хотя и кусала локти от зависти, но, как женщина умная, продолжала поддерживать связь как с доброй Елизаветой, так и со своим бывшим придворным, и старалась смягчить гнев мужа. Ведь родственник графа, Сабба ди Кастильоне, член ордена рыцарей-госпитальеров, прислал ей с Родоса целую лодку античных статуй!
Верный Проспери пытался, как мог, ради Изабеллы что-нибудь разнюхать о романах Лукреции, но не слишком преуспел, потому что герцогиня его к себе не подпускала. Секретарь Изабеллы, Бенедетто Капилупо, написал своей госпоже 3 февраля, что Эрколе Строцци угрожает сильная опасность, потому что он попал в немилость к герцогу. Ещё он намекнул, будто знает что-то, но сказать это может только при личной встрече. В том же месяце Бембо отправил длинное страстное послание бывшей возлюбленной, призывая её к осторожности:
– Не доверяйте никому. И постарайтесь сделать так, чтобы никто не видел Вас за письмом, потому что я знаю: за Вами следят.
В том же письме Пьетро пытался «смягчить страдания» Лукреции, связанные с братом, которого по сговору папы Юлия II с королём Фердинандом Католиком арестовали в Неаполе и увезли в Испанию, где заточили в тюрьму. На протяжении нескольких лет Лукреция напрасно пыталась его освободить и просила Франческо Гонзага помочь Цезарю.
Новая герцогиня Феррары страстно любила музыку, и Бартоломео Тромбончино, знаменитый сочинитель фротолл и лютнист в том же году покинул двор Изабеллы и, к возмущению маркизы, перебрался в Феррару. Но особенно Изабелла была оскорблена тем, что Лукреции стал петь дифирамбы её любимый поэт и родственник Никколо да Корреджо, хотя раньше предметом обожания того была сама маркиза. Он переводил для Изабеллы бретонские легенды и провансальские романсы, положил на музыку Вергилия и Петрарку и ради неё, несмотря на годы, был готов всегда преломить копьё или танцевать до упаду. Поэтому после смерти Никколы маркиза вступила с Лукрецией в долгую остервенелую борьбу за обладание книгой стихов, которую он оставил, и не успокоилась, пока не добилась своего.