– Его Святейшество, – писал мантуанский посланник, – начал реветь от ярости, как бык, и угрожал не только Вашему Превосходительству, но и самим небесам.
В то же время Изабелла не пренебрегла возможностью пополнить свою собственную коллекцию трофеями своих побеждённых друзей, в частности, бюстами, украденными из разрушенного и сожженного дворца Бентивольо в Болонье и попавшими к ней через третьи руки.
Возвращение Франческо было отпраздновано в Мантуе с большим ликованием, и на Новый 1507 год снова было дано представление. Вскоре после этого Изабелла родила третьего сына, который получил имя Ферранте. Сама маркиза несколько дней была опасно больна и чудом спаслась. Узнав об этом, её брат, кардинал д'Эсте, послал поэта Ариосто передать свои сердечные поздравления Изабелле с этим счастливым событием, внимание, которое она высоко оценила. За те несколько дней, которые Ариосто провёл в Мантуе, он прочитал маркизе большую часть своего «Неистового Роланда».
– Это, – как она написала кардиналу, – позволило мне провести время в постели не только без усталости, но и с максимально возможным удовольствием.
С самого начала Изабелла проявила живейший интерес к стихам феррарского поэта и поощряла его продолжать свою работу и соединить разрозненные фрагменты в одну великую поэму. Ариосто часто приезжал навестить её в Мантуе и внимательно выслушивал её советы и критику. Когда его поэма была опубликована в 1516 году, Франческо Гонзага разрешил беспошлинную отправку бумаги, на которой она была напечатана, из Венеции в Феррару – привилегия, которая предоставлялась лишь нескольким особо привилегированным учёным. Как только книга вышла, Ариосто сам приехал в Мантую и подарил один экземпляр самой Изабелле, а другой – её мужу, а в более позднем издании отдал дань очарованию и добродетелям маркизы, прославив её как «подругу благородных искусств».
12 марта 1507 года Цезарь Борджиа, бежавший из испанской тюрьмы к зятю в Наварру, был убит из засады возле города Виана. Узнав об этом через шесть недель после его гибели, Лукреция воскликнула:
– Чем сильнее я стараюсь угодить Господу, тем сильнее Он испытывает меня!
– Для неё это был страшный удар, – свидетельствовал венецианский посол, – тем не менее, она держалась стоически и не позволяла себе заплакать.
Во времена Ренессанса, как и в Древнем Риме, особенно ценили силу духа, поэтому Альфонсо гордился женой. В Мантуе же Изабелла злорадно вспоминала предсказание монахини Осанны о том, что судьба Цезаря будет подобна «горящей соломе». В поисках утешения после постигшей её тяжёлой утраты Лукреция снова сблизилась с Франческо, причём их тайные отношения стали ещё более страстными. Эрколе Строцци снова взял на себя опасную обязанность посредника, доставляя ей корреспонденцию Гонзага. Обстановка осложнилась: Лукреция чувствовала скрытое недоброжелательство, которое питали друг к другу её муж и любовник. Когда 4 апреля 1508 она родила сына, которого назвали Эрколе в честь деда, Альфонсо приказал ей не сообщать об этом событии Франческо, а только Изабелле. Проспери поспешил описать маркизе новорожденного:
– Самый красивый ротик, который мне приходилось видеть, носик немного курносый, а глаза – не слишком тёмные и не слишком большие.
Наверно, «курносый носик» резанул Изабеллу по сердцу: младенец никак не мог унаследовать его от родителей. Лукреция желала, чтобы Гонзага приехал в Феррару и примирился с её мужем. Но маркиз отговорился тем, что болен. Однако это был только предлог избавить себя от неприятностей. Впрочем, любовница прекрасно его понимала. Эрколе Строцци передал Франческо слова Лукреции:
– Она выражает Вам сочувствие по поводу болезни, тем более, что Ваше недомогание помешало Вам написать и уж тем более приехать сюда. Ваш приезд для неё значит больше, чем двадцать пять тысяч дукатов.
Но маркиз так и не приехал, даже тогда, когда Альфонсо отбыл во Францию. Вместо этого он воспользовался рождением наследника у герцога Феррары, чтобы через своего секретаря поздравить его. Альфонсо растрогался и ответил, что охотно принимает поздравления зятя. Тем временем Лукреция через Строцци продолжала настаивать на его приезде в Феррару:
– Тогда Вы увидите, как сильно она вас любит, Вы это сами поймёте!
– В любом случае напишите ей, чтобы она не подумала, что Вы к ней охладели, – это строки из последнего письма банкира.
Тем не менее, Франческо было не до любовницы. В начале апреля Людовик XII вступил в Италию с большой армией и пригласил маркиза Мантуи помочь ему в подавлении восстания, вспыхнувшего в Генуе и тайно поддержанного флорентийцами. Франческо с радостью принял предложение короля и хорошо отличился при осаде Генуи. После сдачи этого города он с триумфом въехал в Милан вместе с Людовиком, который назначил его великим магистром ордена Святого Михаила, и выразил такое искреннее желание познакомиться с маркизой, что Франческо послал срочного курьера умолять свою жену немедленно приехать в Милан. Изабелла отправилась в путь со своим маленьким сыном Федерико, которому тогда исполнилось семь лет. Наконец, маркиза снова увидела прекрасный город, который хорошо изучила во времена правления своего зятя, томившегося в темнице замка Лош. В Милане она танцевала и ужинала с королём в тех же залах Роккетты, где умерла Беатриче. Но какими бы большими ни были перемены и сцены запустения, представшие её взору в этом некогда великолепном дворце Сфорца, Изабелла нашла много старых друзей и знакомых лиц в блестящей толпе придворных. Там был Галеаццо ди Сансеверино, который отличился на турнире, устроенном в честь маркизы на площади перед замком Кастелло, как в былые времена. И любимый художник Моро, Леонардо да Винчи, приехавший в Милан по настоятельной просьбе французского короля воздвигнуть триумфальные арки и устроить придворные представления в честь его победы. Прежде, чем Изабелла уехала, на сцене появился ещё один её старый друг в лице Антонио Паллавичини, ныне кардинала, который прибыл в большой спешке 7 июня в качестве папского легата и был принят с подобающими церемониями. Но, какими бы грустными ни были ассоциации, которые, должно быть, вызвали эти старые сцены и хорошо знакомые лица, Изабелла, похоже, получила огромное удовольствие. Её обаяние произвело глубокое впечатление на короля и всех его придворных, и хронист Жан д'Отон выделил её среди всех прекрасных и высокородных дам, присутствовавших на королевском балу. Людовик ХII пытался ухаживать за Изабеллой, но она, смесь, отвечала: