– Увы, Ваше Величество, я не понимаю Вас! Лучше поговорите с моими дамами, которые знают французский язык!
После чего пряталась за спины красавиц из своей свиты.
Сама же она выделила среди блестящей толпы придворных совсем другого человека, о чём сообщила в письме к своей подруге Елизавете.
– С тех пор, как Ваше Превосходительство отправились в Рим, а Рим пришёл в Урбино, – шутливо начала маркиза, – я никогда не осмеливалась соперничать с величием Вашего двора, и хотя я видела столько же редких и превосходных вещей, сколько и Вы, но смотрела на Ваше Высочество не без скрытой зависти. Теперь же, когда я побывала при первом и благороднейшем дворе в христианском мире, я могу смело не только бросить Вам вызов, но и заставить Вас завидовать мне.
– Его Величество, – продолжает она уже более серьёзно, – вышел мне навстречу и принял меня со всей возможной вежливостью. Присутствовали все миланские дамы и принцесса Бизиньяно, а также все бароны и дворянство Франции и вельможи Италии, герцог Савойский, маркизы Мантуанский и Монферратский, и все кастеляны миланских городов, и послы всех держав в Италии. Французских дворян было так много, что просто невозможно перечислить их всех. Но я должна упомянуть герцога де Бурбона, нашего племянника, молодого человека, красивого и величественного вида, который очень похож на свою мать (Кьяру Гоназга) цветом лица, глазами и чертами лица.
Елизавета, однако, отказалась признать себя побеждённой, хотя из-за болезни герцога Гвидобальдо прошло два месяца, прежде чем она дала следующий ответ:
– Какое зрелище может быть величественнее, чем Рим? Я увидела этот город, который всегда считался главой мира, со всеми чудесными древними и современными сокровищами, которые он содержит, к моему великому и бесконечному удивлению и восторгу. Я увидела папу, который представляет Бога на земле, окружённый всем римским двором, которому нет равных. Я признаю, что вещи, которые Вы, сеньора, видели, тоже великолепны. Но одной вещью я могу похвастаться с большим основанием, а именно тем, что, хотя я всего один раз посетила Рим, Рим не раз, а дважды посещал меня в Урбино. Теперь Ваше Превосходительство видит, могу ли я вызвать Вас на славный поединок и одержать почётную победу!
Неизвестно, завязался ли у Изабеллы роман с красавцем Шарлем Бурбоном (уж слишком хорошо она умела хранить свои секреты), однако дальнейшие события показали, что маркиза произвела большое впечатление на молодого человека и он, по крайней мере, испытывал к ней сильные родственные чувства.
В сентябре Изабелла получила неожиданное приглашение от Людовика XII и Анны Бретонской посетить Францию и стать крёстной матерью младенца, чьё рождение ожидалось в скором времени и который, как все надеялись, на этот раз окажется дофином. Маркиза была вне себя от радости от такой перспективы и торжествующе написала герцогине, чтобы сообщить об этой новой и неожиданной чести и выразить своё восхищение перспективой путешествия, по сравнению с которым слава паломничества Елизаветы в Рим и папских визитов к ней должна была померкнуть. К сожалению, она была обречена на разочарование, и это путешествие во Францию, которого она ждала с таким восторгом, так и не состоялось. На этом пути было много трудностей. Денег, как обычно, в Мантуе было мало, и маркизу не хотелось отпускать свою жену, так как её присутствие срочно требовалось дома во время его частых поездок, а переговоры, которые тайно велись между папой и его союзниками, могли в любой момент, как хорошо знал Франческо, втянуть его в войну с Венецией. Итак, Изабелла была вынуждена отложить своё путешествие и посвятить себя мужу и детям. Она даже не смогла посетить Феррару и присутствовать на великолепных балах, которые устраивались при дворе её брата во время карнавала 1508 года, ибо в январе умерла её маленькая дочь Ливия, а сам Франческо серьёзно заболел (сифилисом). В то же время из Урбино пришли печальные новости. Необычно суровая зима вызвала новый приступ подагры у Гвидобальдо, который страдал от неё всю свою жизнь. Доброму герцогу было всего тридцать пять лет, но последние недели его жизни были очень тяжёлыми, и смерть стала долгожданным избавлением.