– Прославленная сеньора маркиза, – доносил из Мантуи своему хозяину представитель кардинала д'Эсте, – стремится добиться этого мира, хотя этот негодяй Касола сказал ей на днях перед всеми нами, что стрелы Купидона – единственное оружие, которого ей следует бояться, что вызвало у нас приступы смеха.
Комический поэт Касола, тоже состоявший на службе у Ипполито д'Эсте, прислал Франческо отчёт о визите епископа Гуркского к Изабелле:
– Все разговоры были о поцелуях и забавах, пели весёлые песни и повторяли остроумные высказывания, и между немецкими посланниками и мадонной Изабеллой с её дамами продолжались всевозможные весёлые шутки.
К сожалению, когда немецкая делегация прибыла в Болонью, Юлий II отказался выслушать предложения императора о мире. Военные действия были немедленно возобновлены, но едва папа покинул Болонью, французы застали врасплох армию герцога Урбино, разбили её и захватили город. 23 мая 1510 года бронзовая статуя Юлия II работы Микеланджело была свергнута толпой с постамента, а из её обломков Альфонсо д'Эсте отлил пушку, которую окрестил «Ла Джулия».
На следующий день папский легат кардинал Алидози на виду у всех был заколот на улицах Равенны герцогом Урбино, который обвинил его в предательской сдаче Болоньи врагу. Месяц спустя старый папа вернулся в Рим с подорванным здоровьем, измученный усталостью и тревогами. Его армии были разбиты, а надежды обмануты: Болонья сдалась врагу, а собственный племянник зверски убил его любимца. Однако суровый дух папы не был сломлен. Юлий II вступил в переговоры с Испанией и Венецией, чтобы сформировать коалицию с целью изгнания французов из Италии. В то же время он возбудил судебное дело против своего племянника за убийство кардинала Алидози. Но его недовольство герцогом не уменьшило его привязанности к сыну Изабеллы. Федерико был его постоянным спутником как во время трапез в Ватикане, так и во время ежедневных прогулок и поездок. По вечерам они вместе играли в нарды или ужинали с Агостино Киджи, самым богатым банкиром Рима, в садах его прекрасной новой виллы в Трастевере.
В начале августа папа взял с собой Фредерико на охоту в Остию, но, вернувшись в Рим, через три дня заболел лихорадкой. С характерным для него упрямством Юлий отказался принимать пищу и лекарства, которые назначили для него врачи. 23 августа пошёл слух, что папа умирает. Он составил завещание и отпустил грехи герцогу Урбино, который поспешил в Рим, заслышав о болезни дяди.
– Кардинал Медичи сообщил мне, что он вряд ли переживёт ночь, – докладывал венецианский посол. – В городе беспорядки. Все берутся за оружие.
В Ватикане тоже царила неразбериха: слуги исчезли, из комнат убрали мебель и самые ценные вещи.
– Выбросьте эти проклятые лекарства! – кричал Юлий II, ругая своего племянника Франческо Марию и других родственников, тщетно пытавшихся заставить его принимать пищу.
–Все были в отчаянии, – писал один из римских корреспондентов Изабелле, – и Его Святейшество отказался что-либо есть, но сеньор Федерико взял чашку бульона и сам принёс его к постели папы, умоляя того выпить всё ради него и ради Богоматери Лоретской. И теперь в Риме говорят, что папа Юлий будет жить, благодаря сеньору Федерико!
Железная воля и крепкое телосложение больного одержали победу над состоянием прострации, в котором его оставила лихорадка, и он начал есть, пить и ругать своих слуг так же энергично, как обычно.
В то время, когда в Риме с минуты на минуту ожидали кончины папы, в Мантуе горевали по Ауре, любимой собачке маркизы.
– Самая красивая и забавная маленькая собачка, которая когда-либо была у нас! – причитала Изабелла, вспоминая Ауру, которая свалилась с обрыва, спасаясь от преследования более крупного пса.
– Сегодня вечером за столом видели, как Её Превосходительство проливала слёзы, – со скорбью писала Федерико одна из придворных дам его матери.
Ауру положили в свинцовый гробик и приготовили прекрасную могилу в новой лоджии, построенной маркизой. Между тем не только в Мантуе, но и в Риме и Ферраре лучшие поэты того времени сочиняли элегии, эпитафии, сонеты и эпиграммы о трагической судьбе «целомудренной и благородной Аауры», также оплаканной в латинских и итальянских виршах Скалоны, Эквиколы и еще десятка известных гуманистов.