Люциус поджимает губы.
– Хорошо.
Он делает пометку на пергаменте, и Гермиона думает, что могла бы попросить что-то ещё.
– Я хочу испытать, по крайней мере, два оргазма, - заявляет девушка.
Люциус тяжело вздыхает и закатывает глаза.
– Извините, извините, – Гермиона снова закусывает губу и напряженно думает. – Я хотела бы достичь вершины экстаза, по крайней мере, дважды.
Она торжествующе смотрит на него. Люциус всё ещё хмурится.
– Меня убедили, что женский оргазм – это миф, – извиняющимся тоном говорит он. – Честно говоря, Гермиона, я не уверен, что тебе это понравится.
Гермиона неэлегантно фыркает.
– Вы так легко не отделаетесь. Два оргазма, Малфой или я не беру инициативу на себя, – она постукивает по пергаменту, пока он не записывает.
– Теперь Вы придумайте что-то.
Люциус задумывается на несколько мгновений.
– Я бы хотел, чтобы вы держали глаза закрытыми.
– Что? – Гермиона смотрит на него. – С какой стати Вам это нужно?
– Я бы не чувствовал неудобства, если бы за мной не подсматривали.
– Я не собираюсь Вас разглядывать, – Гермиона снова крутит обручальное кольцо, – но мне хотелось бы взглянуть на Вас. Как я буду представлять Вас каждый раз, когда у меня будет се…, когда я буду заниматься любовью с Драко, если я не буду знать, как Вы выглядите?
Люциус выглядит озадаченным.
– Вы действительно собираетесь это сделать?
– Что сделать?
– Представить меня, когда Вы… – он выразительно машет рукой.
– Ах, это, да, наверное.
Гермиона чувствует, как краска заливает её щеки. Лицо Люциуса становится самодовольным; выражение, знакомое Гермионе. Она почти вздыхает с облегчением. Смущённый и неловкий Люциус не тот, к кому она привыкла.
– Хорошо, – соглашается он, – можете держать глаза открытыми.
– Замечательно. – Гермиона смотрит на пергамент. – Всё по-прежнему выглядит немного однобоко. Что ещё Вам нужно? И если Вы желаете остаться в одежде, забудьте об этом, этого не случится.
– Согласен, но… – его лицо не выражает эмоций.
– Вы должны. Иначе как вы представляли себе интимность. О чём Вы только думали?
Люциус снова избегает её взгляда.
– Я не хочу позволять себе вольностей с вашей персоной.
– В том-то всё и дело, – почти кричит Гермиона. – Я приглашаю Вас к вольностям. Я хочу, чтобы Вы совершили их. Я, конечно, позволю себе вольности с Вами!
Люциус смотрит ей прямо в глаза. Его зрачки расширены, и он выглядит испуганным.
– Я хочу прикоснуться к Вашей груди, – говорит он вызывающе.
Как будто безвозвратно привлеченные, они оба смотрят на грудь Гермионы, которая вздымается так же впечатляюще, как чашки над столом.
– Конечно, прикасайтесь. Как Вы собираетесь дать мне два оргазма, если не будете трогать мою грудь?
Она выхватывает пергамент из его рук и что-то нацарапывает на нём.
– Я хочу, чтобы Вы занялись со мной оральным сек… сделали кунилин… эммм, я не могу придумать эвфемизм…
– Это нормально, я сделаю это, – Люциус вскакивает на ноги и выхватывает свиток из её рук. – Я хочу, чтобы Вы пососали мой член.
Всё замирает. У Люциуса отвисла челюсть, вероятно, от шока из-за собственной дерзости и вульгарности. Его слова повисают в воздухе между ними. Гермиона не уверена, кто больше шокирован она или Люциус, но она без тени сомнения знает, что время для разговора закончилось. Девушка забирает уже измятый пергамент и перебрасывает его через плечо, прежде чем броситься на Люциуса.
========== Глава 3 ==========
Довольно быстро стало понятно, что ни один из них не имеет понятия, что делать. Сила первоначального натиска Гермионы толкает её к Люциусу, и их соединённые тела рикошетом отскакивают от стола и мягкой мебели, как мячик на столе для пинпонга, прежде чем Люциусу удаётся удержать их. Гермиона оказывается прижатой к стене, ноги слегка оторваны от земли, а руки вцепились в волосы Люциуса, которые на ощупь так же хороши, как на вид.
Их поцелуй состоит из касаний губ и зубов. Гермиона уверена, что, по крайней мере, один раз укусила Люциуса. А нос, её нос покалывал от случайного удара о голову партнёра. Несмотря на отсутствие нежности, этот опыт великолепен. Каждый синапс в теле Гермионы быстро возвращается в мозг. Тело прижимается к его твёрдому и тёплому торсу. Волосы под её пальцами мягкие и шелковистые. Запах, окутывающий её, богат и опьяняет, и тихое ворчание удовольствия, которое издает Люциус, как симфония для её ушей.
Его губы движутся медленно, и их сокрушительное давление уменьшается, когда мужчина мягко опускает девушку на землю. Он немного отстраняется и начинает более нежно исследовать контуры её рта. Гермиона никогда не испытывала ничего подобного. Часы гормональных поцелуев с Роном не могут сравниться с этой осторожной и детальной лаской. В отличие от остального тела, состоящего из твёрдых плоскостей, губы Люциуса греховно мягкие. Он целует, покусывает и облизывает её рот. Его язык сначала нерешительно движется, а затем с движения набирают больше уверенности, Гермиона совершенно потеряна. Это, без сомнения, самый восхитительный опыт в её жизни.
Они целуются, кажется, несколько часов. Она прижимается своим телом к его и возбуждается, она с облегчением чувствует выпуклость его возбуждения, горячую и твёрдую упирающуюся в её живот. Люциус тоже хочет её. Трепет победы проходит сквозь неё. Мужчина становится смелее. Его губы отрываются от её губ и скользят вниз по шее, его язык оказывается за ухом, и Гермиона слышит свой всхлип. Она заставляет себя отпустить мертвую хватку на его волосах и тщательно проводит пальцем по выступающим скулам и изгибу шеи, прежде чем осторожно скользнуть пальцами вниз, туда, где расстегнута рубашка. Его кожа обжигает её пальцы.
Люциус перестал её целовать. Его голова склонилась, он прижимается лбом к её лбу. Его дыхание вырывается из груди тяжёлым вздохом. Его глаза открыты, но с тяжёлыми веками и одурманенным взглядом, он, кажется, изо всех сил пытается найти слова.
– Спина болит.
Гермиона ожидала чего-то более романтичного. Возможно, какого-то замечания о её неземной красоте или о том, как она желанна, но она не может не сочувствовать его затруднительному положению. С тех пор, как Люциус поставил её на землю, он был вынужден наклониться, чтобы приспособиться к их разнице в росте.
– Мы могли бы попробовать лечь, – у неё хриплый голос.
В унисон они поворачивают головы, чтобы рассмотреть огромную кровать с балдахином, в которой Гермиона провела предыдущую ночь. Будто она, кровать, стала живым существом, и никто из них не знает, друг он или враг.
– Очень хорошо, – Люциус немного отступает, и Гермиона всем существом скорбит об утрате контакта между ними. Хотя Люциус взял её за руку и повёл к кровати, этого недостаточно.
Они стоят у подножия чудовищного сооружения и неуверенно смотрят на него. Гермиона снова берёт инициативу в свои руки. Она стягивает с ног полированные шёлковые свадебные туфли и забирается на кровать, устраиваясь, будто для жертвоприношения и жестом, приглашая Люциуса присоединиться к ней. Он колеблется, потом снимает ботинки. Гермиона подавляет смешок. Есть что-то сюрреалистическое в идее Люциуса Малфоя в носках. Он явно чувствует, что его достоинство подорвано; он хмурится, даже когда ползёт к ней по кровати.
Сначала мужчина лежит рядом с Гермионой. Длинные изящные пальцы скользят по её ключице; они слегка дрожат, исследуя обнажённую выпуклость груди. Гермиона закрывает глаза и закусывает губу в предвкушении, не в силах удержаться, чтобы не выгнуть спину в молчаливом одобрении его ищущих прикосновений.
Мужчина, кажется, не понимает её бессловесной мольбы. Его пальцы отстраняются и запутываются в её волосах, чтобы он мог снова приблизить её губы к своим. Поцелуи скоро становятся горячими. Их тела прижаты друг к другу от губ до пальцев ног, пока Гермиона храбро не хватает Люциуса за рубашку и не тянет его на себя. Они оба задыхаются, когда его вес прижимает её к матрасу, и поцелуй становится неистовым, когда они трутся друг о друга.