В январе 1982 года умер Михаил Андреевич Суслов. Освободился кабинет номер два на пятом этаже в первом подъезде основного здания ЦК КПСС. Все ждали, кто его займет. Брежнев неожиданно для многих выбрал Андропова. Предложение перейти на Старую площадь вызвало у Юрия Владимировича смешанную реакцию. За восемнадцать лет он привык к КГБ, боялся лишиться реальной власти, потому что официальной должности второго секретаря ЦК в партии не было. А Брежнев не уточнил, каким будет объем его полномочий, действительно ли он хочет, чтобы Андропов заменил Суслова, или же ему нужен просто еще один секретарь ЦК. К тому же переход в ЦК затягивался. Андропов не понимал, почему Брежнев медлит, нервничал. Поскольку на Старой площади ему предстояло заниматься в первую очередь идеологией, Андропов и старался показать свой интерес к идеологической сфере, свою непримиримость к любым отклонениям от генеральной линии. И тут подвернулось дело с учеными из института Иноземцева.
Андропов уже уходил из КГБ. Зачем же он это устроил? Демонстрировал свою бдительность?
По этому мнимому делу арестовали двух сотрудников ИМЭМО. Обвиняли их в антисоветской агитации и пропаганде и создании антисоветской организации. Занималось ими следственное управление КГБ. Умельцы из госбезопасности, как в старые времена, шили большое дело, обвиняли в антисоветской деятельности не только самих арестованных, но и всех их знакомых.
Поймать несколько молодых людей с сомнительными рукописями невелика заслуга, а выявить их связи, показать, что в подрывной деятельности замешаны заметные ученые, разоблачить антисоветское гнездо в Институте мировой экономики и международных отношений — значит показать высокий уровень работы. Следователи госбезопасности вызывали их на допрос чуть ли не каждый день. Ни в чем не повинные люди уходили утром в КГБ, не зная, позволят ли им вечером вернуться домой. Им еще не предъявили никакого обвинения, а работу они уже потеряли, потому что КГБ оповестил их начальство.
В мае 1982 года, когда Андропова всё-таки сделали секретарем ЦК, новым председателем КГБ был назначен Виталий Васильевич Федорчук, мрачный и недалекий человек, который почти всю жизнь проработал в военной контрразведке. Его перевели с Украины, где он оставил тяжелый след. «Федорчук вел планомерную работу по искоренению “инакомыслия” и всякой “идеологической ереси”, — писал Виталий Врублевский, бывший помощник Щербицкого. — К этому он был хорошо подготовлен, и его тяжелую руку вскоре почувствовали многие… Снова стали печь дела. Серьезный удар был нанесен по хельсинкскому движению, инакомыслию, национально сознательной оппозиции. Федорчук на том «заработал» орден Ленина. Репрессивные методы КГБ создавали тяжелую атмосферу».
Перебравшись в Москву, Федорчук сразу ухватился за знакомое ему идеологическое дело в Институте мировой экономики и международных отношений, приказал его расследовать. А ЦК КПСС информировал об «обстановке беспринципности среди сотрудников института».
А ведь КГБ и так внимательно приглядывал за институтом. Офицеры госбезопасности сидели в самом ИМЭМО и следили за учеными. По словам академика Яковлева, в пору его директорства в институте было примерно пятнадцать сотрудников госбезопасности. «Соответственно, количество невыездных в институте росло, — вспоминал он. — Из них было человек тридцать профессоров, наиболее талантливых, знающих».
Двадцать шестого июня 1982 года председатель КГБ Федорчук докладывал Андропову, секретарю ЦК: «В ходе следствия по уголовному делу на обвиняемых по статье 70 УК РСФСР Фадина А. В., Кудюкина П. М. и других лиц установлено, что они предпринимали практические шаги по созданию в СССР организованного антисоветского подполья и занимались враждебной деятельностью среди научных работников ИМЭМО АН СССР».
Федорчук, раздувая дело, докладывал о найденных при обысках сотнях экземпляров различных изданий антисоветского, клеветнического и идеологически вредного содержания:
«Как выяснилось в ходе следствия, Фадин систематически передавал другим сотрудникам института… различную антисоветскую литературу для ознакомления.
Указанные лица, зная об антисоветских настроениях Фадина и Кудюкина, не только не давали отпор их “воззрениям” и преступным действиям, но зачастую соглашались с изложенными в антисоветской литературе концепциями и по существу оказывали им поддержку. В этом плане показательным является заявление Кудюкина на допросе 16 июня с. г., что “такую литературу можно было бы безбоязненно предложить 90 процентам сотрудников ИМЭМО”.