— Ты похож на питекантропа, а я твоя пещерная зазноба. Тебе же тысяча лет. Да? Зазноба малолетняя, тебя за пещерную педофилию должны отдать мамонту на съедение.
Мы спускались от лежбища по узким тропкам между камней. Первыми убежали три волчицы, следом спускался дед. И я решила прогуляться, он мне разрешил.
Наш уступ, выдающаяся вперёд часть скалы под навесом располагалась достаточно высоко и к ней вели крутые опасные дорожки, часто очень узкие. Под ногами, кроме камней и мхов, сохла старая хвоя.
Как по тоннелю шли.
Оглядывалась по сторонам. Пока что ничего не было видно, только небо и немного верхушек деревьев. И камни такие странные седые, словно древние-древние, мхи на них сизые. И ощущение, что я прикасалась к чему-то мифическому, не покидало.
Я недовольно куталась в шкуру, потому что одежды не осталось. Шкура толстая, всё время падала, выделка топорная, кожу мне царапала.
Посмотрела на дырявую юбку деда, которая чуть ли не разлагалась.
— Дед, может заделишься с девушкой моднявой юбкой?
Он был недоволен. Реально я играла на его нервах. Голос его уже не был таким напевным, не пела душа у старикашки, передумал меня любить. Но по статусу ему девушку бить не полагалось. Я так думала.
А может не я его так расстроила? У него уши в копне волос вытянулись, он голову вверх вытягивал и носом запахи ловил.
— Ходи голой, мне нравится, — тихо ответил Акила.
— Конечно, ему нравится, — недовольно буркнула я, с трудом завязав на одном плече жёсткую шкуру. — А здесь вообще кто-нибудь кроме Демонов и Диких живёт?
— Много кто живёт, но вряд ли у них для тебя будут платья и шпильки, — не оглядываясь, ответил Альфа, продолжил спускаться.
— Ой, да не хохми, старый, не носила я ни платья, ни шпильки.
— Видел. От пацана не отличить.
От пацана? Волосы, которые я отрезала, у меня уже по плечи отросли. Врал, нельзя меня с парнем спутать. Грудь же имелась… Что-то я его слова буквально воспринимала, и начинала обижаться. Прониклась к деду натурально.
— Но ты постарался отличить методом интимного тыка.
— А Теона вроде греческое имя, Тея кличут?
— Можно и так.
— А моё имя запомнила? — он скрылся на тропинке, между высокими камнями, пришлось прибавить ход, чтобы увидеть его спину с наколкой крыл.
— Акела промахнулся, Акела промахнулся!
— Акила, — поправил он. — Постарайся меня по имени называть. А то, как слышу от тебя: дед или старче, так сразу трахнуть охота, чтобы знала, какой я старый.
— А вот этого не надо. Я даже готова по имени отчеству, Акила Батькович, лишь бы вы меня, уважаемый, преклонный, не трогали.
Он остановился, и я тоже, как вкопанная встала, чуть выше его оказалась. Альфа повернулся, прожигая меня горящим синим взглядом. Такие глаза только в мире оборотней увидеть можно, у людей яда в радужках не было.
— Я понял, — чуть заметно улыбнулся он. — Ты привыкла капать на мозг, выводить собеседника из себя. У тебя такая форма поведения, потому что тебе чего-то не хватает.
— Одежды в основном, — согласилась я, — и обуви.
Он задумчиво покивал головой и двинулся дальше.
Психолог лесной выискался…
Наверное, он прав. Но как это исправить, я понятия не имела.
— Всё лечится любовью, — сообщил мне впереди идущий оборотень, словно прочитал мои мысли. — Не переживай, справимся.
— Я не переживала, — обиделась и больше ничего не говорила, пока не спустились со скалы в лес.
Камни расступились, открыв взгляду чудесный лес. Не такой, как у замка Демона, смешанный, отчего казался более приветливым и не таким мрачным.
Акила вышел с тропы на зелёную густую траву почти по колено. Три волчицы резвились на маленькой поляне.
Их Альфа остановился и, закинув голову вверх, внюхался в воздух, под юбкой вильнул хвост, его кончик торчал и шевелил травинки.
— Так, — повернулся ко мне.
Я скривилась лицом.
— Чем недовольна?
— Нарядом.
— Я сказал, голой ходи. Вот это твоя бабка родная, — дед показал на седую оборотницу. Здоровая такая, холка на уровне моей макушки. Две другие меньше размером.
— Да, иди ты! — покосилась я на волчицу, которая мне хвостом повиляла.
— Мать родная Марка Яровита, отца твоего. А деда твоего Елеазар Злыдень убил и по кругу Василису пустил, она никогда человеком после такого обернуться не захочет.
— Жесть, — я погладила большую волчицу за ухом.
— Та, мелкая недавно ко мне прибилась, Кристинка зовут.
Пришлось и белую погладить.
— А это Марианна, лет двадцать здесь живёт.
Пушистая Марианна на своё имя отреагировала доброй улыбкой, прижатыми ушами и укладыванием красиво на землю, перебирала мохнатыми милыми лапками.