Выбор у меня был невелик: либо обменять на наличные обратный билет на самолет и остаться до тех пор, пока я не смогу заработать на новый билет — если это мне вообще удастся, — либо вернуться домой и натянуть на себя нечто шелковое под названием «наряд первой подружки невесты». Многолетняя дружба и печальное состояние финансов перевесили, и я, попрощавшись с солнцем, бездельем и великолепными видами, прыгнула в ближайший самолет.
Наш пилот любезно сообщил, что самолет идет на посадку. Перегнувшись через посапывающих соседей, я увидела в иллюминаторе далекие огни Лондона. Меня захлестнула волна радостного возбуждения. Приве-е-ет, детка! Цивилизация, иди к мамочке! Поздравляем с возвращением в старую добрую гедонистическую реальность, в которой шоколад продается маленькими удобными автоматами, а общественные туалеты слегка отличаются от облепленной мухами дыры в земле. И как бы прекрасны ни были места, в которых мне довелось побывать, мой дом по-прежнему — Лондон, наполняющая восторгом душу метрополия, и моя уверенность в том, что сегодня мне не придется полночи кружить по улицам в поисках пристанища, соответствующего моему бюджету (десять австралийских долларов, складной нож и пакет китайской жевательной резинки), и что если мне отчаянно понадобится батончик «Марс», пицца или упаковка тампонов «Тампакс», то спасение будет лишь в нескольких минутах ходьбы, делает этот город еще более желанным.
Первое неприятное открытие я сделала, едва выбравшись из самолета на трясущихся ногах, превратившихся в какое-то желе от двадцатичетырехчасового пребывания в одном положении, и осознав, насколько не подходят мои пляжные одежды для суровой английской весны.
Моросящий дождь. Совсем забыла, что это такое. Слегка отличается от коротких ливней, которые теплым водопадом обрушиваются на истекающие потом улицы Бангкока, с успехом заменяя душ. Как ни странно, подозрительный вид не помешал мне пройти паспортный контроль, я быстро отловила на движущейся ленте рюкзак и видавшую виды дорожную сумку, пробилась через толпу пассажиров, толкающих нагруженные багажом тележки, и первой оказалась в зале прибытия, пытаясь разыскать в море нетерпеливо ждущих лиц одно знакомое.
Я всегда смущаюсь, когда, миновав таможню, появляюсь в зале ожидания и все взгляды обращаются ко мне, а таксисты с удвоенной энергией начинают размахивать табличками с именами. Видимо, так чувствует себя футболист, когда выбегает на поле и все зрители до единого следят за ним с ожиданием и надеждой.
Мой сосед из самолета, обладатель сексуальных коленок, прокатил мимо меня тележку, тяжело осевшую под грузом дорогих чемоданов, чехла с ноутбуком и пакетов из «дьюти-фри», набитых выпивкой, блоками сигарет и парфюмерией. В следующую минуту к нему в объятия влетела потрясающая блондинка с ногами, растущими из ушей, и в еще более потрясающем костюме от Аманды Уокли.
— Тристан, дорогой, я так по тебе скучала! Тристан? Такое имя не оставляет никаких надежд, придется отступить. Господи, я все никак не угомонюсь, хотя очевидно, что все мои предположения гроша ломаного не стоят — ясно ведь, что он бабник, каких поискать.
— Ты скучал по мне? — Ее длинные ресницы затрепетали, как занавески на окнах.
— Я думал о тебе каждую секунду нашей разлуки, — проворковал он в ответ.
Вот заливает! Рейтинг Тристана немедленно падает до отметки «грязная ползучая крыса», всего на одно деление выше, чем «срань болотная с планеты Грязь», и на два, чем максимально низкая оценка — «зловонное воплощение дьявола».
Забавно, но почти все мужчины, с которыми я познакомилась за границей, подходили под одну из двух категорий: либо «мозгов хватает только на то, чтобы увлекаться спортом, легкими наркотиками и крепким алкоголем», либо «будет трахаться с овцой, пока ей не надоест прикуривать ему сигареты после секса». Возможно, я вращалась не в тех кругах.
Я стояла и около минуты смотрела сквозь Ники, пока тот факт, что кто-то, подпрыгивая, громко выкрикивает мое имя, не был должным образом истолкован моим мощным мозгом.