— А ты кольцо носить будешь? — щекой прижимаюсь к его холодной куртке. — Чтобы каждая Света и Лиля знали, что ты мой.
— Я со всеми потрохами твой, Маш. Уже давно. Другие мне не нужны, веришь?
— Верю, Лёва. И никогда не сомневалась.
А как сомневаться, если парень от меня ни на шаг не отходит? Если смотрит так… жадно и нежно.
— Ты уже решила, где новый год будешь справлять? — натягивает мне на голову капюшон. Поправляет шарф, который подарил мне неделю назад.
— Хотела в доме. Чтобы все вместе. Ты со своими родителями. Маша с бабушкой, Дёмой, Милой и племянниками. И папуля, — на миг запинаюсь. До сих пор непривычно Виктора Павловича так называть.
— Почему он не переезжает в дом? — интересуется любимый.
— Говорит, что не хочет жить в доме ублюдка, который покалечил жизни всех его детей, — губы начинают дрожать. Я всхлипываю и опускаю глаза на ночки своих сапог.
— Машунь, ну, хватит, моя хорошая, — Лёва целует меня в лоб. — Он бы не стал вас усыновлять, если бы считал вас виноватыми. Он любит вас безумно.
— Я не из-за этого, — я мотаю головой, смаргивая слёзы и вскидывая глаза на Лёву. — Я чувствую себя ужасно от того, что к отцу ни разу не сходила.
— И что? — Лёва мигом мрачнеет. — Что с того, Маш?
— Он же мой отец, — качаю головой я.
— То, что от него забеременела твоя мама, не делает его отцом! Твой папа — это Виктор Павлович. Мужик, который беспокоится о том, как ты оделась, как написала контрольную и как поела. Мужик, который срывается с работы, наплевав на переговоры и китайцев, если ты заболела. Это, малыш, папа! А тот ублюдок не заслуживает того, чтобы ты к нему приходила.
— Но ведь я два года жила в его доме. И всё его наследство перешло мне с Сашей.
— Кукла, — Лёва осторожно приподнимает мой подбородок двумя пальцами, — я готов всем глотки рвать за любой косой взгляд в твою сторону. Но я не всегда буду рядом. И не всегда смогу защитить. Твоя чистота и наивность и влюбили меня в себя. Но, малышка, ты должна научиться определять, кому твоя помощь нужна, а кто её не заслуживает. Я не могу смотреть на то, как ты расстраиваешься, когда ты не получаешь отдачи, — ласково проходится большим пальцем по моей нижней губе. — Люди видят и чувствуют, насколько ты добрая. Насколько ты у меня идеальная, — я краснею и прячу взгляд. — И меня бесит, что каждый второй пытается тобой воспользоваться. Я это всё веду к тому, что твой отец не заслуживает того, чтобы ты к нему приходила. Не заслуживает твоего внимания. Твоих слёз. Его для тебя больше не должно существовать. Ты дочь Виктора Павловича. И точка.
Я киваю и лбом снова утыкаюсь в холодную куртку.
— Всё. Хватит ту сырость разводить, Кукла. Мы гулять вышли, а не слёзы лить. Пей какао, пока оно окончательно не остыло, — целует голову через шапку.
Я послушно делаю глоток едва теплого какао. Мы с Лёвой продолжаем нашу прогулку. Когда останавливаемся на светофоре, я поворачиваю голову и замечаю женщину. Она стоит ко мне спиной через дорогу и разговаривает по телефону. Светлые волосы свободными локонами рассыпаны по плечам. Стройная фигура облачена в песочного цвета пальто. Женщина откидывает волосы назад и чуть поворачивает голову. А у меня подкашиваются ноги. Ноготками вцепляюсь в руку Лёвы. Нет. Этого не может быть. Мне просто показалось.
— Маша, — слышу сквозь вату в ушах. — Маленькая, что такое?
Я вырываю руку из ладони Лёвы. Пихаю ему в руку стакан и бросаюсь через дорогу, едва загорается зелёный свет. Слышу, что Лёва что-то кричит вслед, но я не могу оторвать взгляда от фигуры женщины. Просто боюсь, что она исчезнет. Бегу со всех ног. А когда остаётся всего пара шагов, я замираю. Смотрю на ровную спину и не могу пошевелиться. А потом всё же выдавливаю жалобно и тихо:
— Мам…
Женщина вздрагивает и оборачивается. Хмурится. И окидывает меня взглядом с ног до головы.
— Ты Даша Барсова? — холодно спрашивает она. Глядя в голубые глаза матери, слыша её голос, я не могу поверить, что она жива.
— Мамочка, — шепчу жалобна. — Мамочка, — меня трясёт так, что я не могу сделать шага.
— Девушка, не отнимайте моё время, — хмурится женщина. — Вы кто?
— Я Маша… Маша Синичкина. Мам… — я пытаюсь поднять руку, но тело абсолютно непослушно. — Ты меня не помнишь? Совсем не помнишь?
Лицо женщины смягчается. Она внимательно вглядывается в моё лицо.
— Твоя подруга тебя сюда направила? — спрашивает тихо.
— Какая? Нет. Я гуляла. А тут ты… Не могу поверить… Мамочка… Можно… Можно я тебя обниму, мам? — прошу, не замечая слёз на щеках.