Мой вопрос бармену, подтянуться ли девочки к вечеру, вызвал сначала недоумение а потом улыбку.
— Оригинал, — похвалил он меня: — А насчет свободных женщин облом, у каждой кто-то есть, другой вопрос насколько крепки отношения.
— И у кого самые ненадежные отношения? — подстроился я.
— У Никки и Гарса, — ответил он: — она вечно чем-то недовольна, а бедняга Гарс страдает.
— М-м, — закивал я головой, разбивать пару, ради одной ночи мне совсем не хотелось.
— Но я думаю дело в том, — чуть склонившись, понизил голос бармен: — Что она с Карастума!
— О-о-о! — изобразил я сильное удивление.
— Тем, кто мнит себя высшей расой, с нормальными людьми от секса никакого удовольствия, — продолжил он, приняв за чистую монету мои ужимки: — Меняет мужиков как перчатки, никак не натрахается.
Упоминание о высшей расе и слово Карастум наконец-то встали на свои места в моей памяти и я вспомнил все, что связывает меня с этим.
Допив одним глотком остававшееся в стакане, я попросил повторить. История с торговцем всплыла из глубин воспоминаний с новой силой, вгоняя в апатию самим фактом однополого секса.
— Легка на помине, — мотнув в сторону головой, бармен указал на приближающуюся женщину.
Она была то, что надо. Лет тридцать, может больше, среднего роста, покрой выгодно подчеркивал талию. Не застегнутый доверху комбинезон, открывал вид на белоснежную шею и часть груди.
— Леди, — сказал я, чуть удержав проходившую мимо за локоть.
Руку я тут же убрал, вернувшись на высокий стул за стойкой, чтобы дотянуться до нее, пришлось чуть привстать с места. Я еще помнил тот озноб и волну желания, которая накатывала на меня, по мере приближения к жирнозадому извращенцу. От проходившей мимо женщины я испытал лишь легкое дуновение, усилившееся впрочем мгновенно, стоило к ней прикоснуться.
— Разрешите угостить? — делая приглашающий жест, я кивнул бармену.
Тот не растерялся, и приняв заказ у дамы, отошел к противоположному концу стойки.
— Ты здесь надолго? — спросила она, пригубив коктейль, было похоже на то, что волну желания ощутил не только я.
— Завтра улетаю, — неспешно ответив, провел по ее телу взглядом и добавил: — если ничего не изменится.
Мое пробуждение было неожиданным. Ударившись боком об твердую поверхность, я оказался в полусидящем положении. Кто-то спихнул меня с кровати, прервав сон. Повернув голову, сфокусировал взгляд на лежавшей в постели женщине.
«Зовут вроде Никка», — неуверенно попытался вспомнить имя, остановив взгляд на крепеньких грудях.
— Тварь! Да как ты смеешь на меня пялиться! — заметив куда я смотрю, фурия взметнулась над подушкой: — Ты теперь мой! Мой раб, раб до конца своей жалкой жизни!
— Да госпожа, — пряча улыбку, я склонил голову.
— Немедленно переведи мне все кредиты со своего счета! Рабу не положено иметь собственных средств! Только я теперь вправе решать, что ты будешь есть и пить! — продолжая демонстрировать свои прелести, заявила бабенка.
«— Психопатка с манией величия, как впрочем и все созвездие Карастума», — окончательно определился я.
— Слушаюсь госпожа, — еще ниже склонив голову, я продолжал сидеть на полу.
— Вот так! — торжество в ее голосе надломило ситуацию и мне резко надоела эта комедия.
Поднявшись, ударил зарвавшуюся бабу по лицу тыльной стороной ладони. Ее лицо мотнулось в сторону и упало на подушку накрытое каскадом шелковистых волос.
«— Все-таки хороша», — решил я, осмотрев еще раз молочные ягодицы и стройные ноги опрокинутой на кровать женщины.
Зайдя в подпространство, осмотрел насколько я стал богаче, добавившиеся 43 миллиона с копейками вызвали довольную улыбку. Наука Михалыча нашла благодарную почву в моих мозгах. Идея воспользоваться явно неадекватным состоянием Карастумки пришла буквально за доли секунды, так как в баре я оказался не случайно, ломая голову, где достать денег.
Лицензия на использование вооружения среднего и тяжелого класса была недоступна простым пилотам, гражданин конфедерации должен был вступить в одно из силовых формирований, которые в свою очередь имели право выдавать лицензии людям, платившим ежегодные взносы.
Бюрократия оказалась распространена не только на Земле, вся галактика была опутана предписаниями и запретами, направленными на получение прибыли из ничего определенной группой лиц. Я был песчинкой в механизме мироустройства, так что приходилось следовать чужим правилам.