По протоколам последующих допросов иной раз может создаться впечатление, что отец Андроник признавал антисоветскую деятельность своих товарищей и лишь открещивался от своего участия в ней, что может показаться соблазнительным. Так, в протоколе допроса от 20 октября 1939 года можно прочитать такие слова обвиняемого Лукаша с его подписью: «Священники старокладбищенской церкви города Перми действительно занимались пропагандой среди населения против советской власти и для этой цели использовали каждый удобный случай; так, например, они в церкви проводили общие исповеди, а фактически это не исповедь, просто контрреволюционный митинг в более конспиративной форме, они говорили и призывали население на то, чтобы детей воспитывать в религиозном духе, и учили, заставляли посещать Божий храм, чтобы в праздничные дни (религиозные праздники) не выходили на работу, что это большой грех перед Богом, и просто запугивали тем, что кто этого не сделает, будет отвечать на том свете перед Богом… Собирали тайное собрание каких-то двадцаток, но я на этом собрании не участвовал и поэтому не знаю, какие обсуждались там вопросы».
Однако, на наш взгляд, если вчитаться внимательнее, поведение отца Андроника на допросах вовсе не выглядит соблазнительным.
Во-первых, по сути он лишь признает те же факты, что и прежде. И уже следствие называет это «антисоветской деятельностью» и записывает показания на своем языке. Ничего нового к этим фактам отец Андроник не добавляет. Например, на нелепое обвинение, что священники крестили детей в одной воде с целью распространения инфекционных заболеваний, отец Андроник отвечает: «Подтверждаю, факты крещения детей в одной воде были. Я лично, с какой целью это проводилось, не знал».
Во-вторых, он отнюдь не открещивается от своих товарищей в смысле религиозном. На том же самом допросе прежде приведенных выше слов он говорит: «Участником контрреволюционной организации церковников я не был, если я являюсь активным церковником, то этого не отрицаю… Активным церковником я себя считаю с того времени, как я поступил еще мальчиком в монастырь в 1895 году. И с того момента до сегодняшнего дня я был и остаюсь активным и преданным религии церковником… Я, как глубоко убежденный в религии и являясь активным церковником, с политикой советской власти по отношению к религии не был согласен и никогда не соглашусь, и отсюда вывод, что я действительно по отношению к советской власти был настроен враждебно и сейчас остаюсь также враждебным».
Наконец в какой-то момент (по-видимому, священник устает от этой игры) на допросе от 23 октября он сперва отказывается от обычного обвинения, на повторный вопрос отвечает: «Я больше не намерен скрываться от органов следствия. Действительно, с момента прибытия в город Пермь я являюсь членом контрреволюционной организации церковников». Затем он вновь сообщает те же самые сведения: о проповеди священников, о крещении в одной воде и пр. Изменилось лишь то, что теперь он соглашается с оценкой этого как «контрреволюционной деятельности». О служащих священниках говорит: «Я, как активный участник антисоветской группы церковников, вполне солидаризировался с указанной антисоветской агитацией… Я отдавал себе отчет в том, что эта агитация является антисоветской, сам лично этой агитации среди верующих я не проводил… Больше того, что мной выше сообщено и о чем я уже показал на предыдущих допросах, я следствию как о себе, так и о других участниках антисоветской группы церковников ничего не сообщу, и если еще будут продолжаться допросы меня, я ни при каких обстоятельствах других показаний давать не буду».
Это также может показаться соблазнительным: исповедник признал свою вину, сломался. Однако если учесть вышесказанное, многочасовые допросы с истязаниями, а также то, что все участники «контрреволюционной группы» свою вину признали, то, на наш взгляд, ничего особенного в этом признании нет. Допрашиваемые священники признавали общеизвестные факты, совершавшиеся в Церкви, в которых не было абсолютно ничего противозаконного или даже необычного. Следователи постоянно давили на то, что эти факты являются деятельностью антисоветской. В конце концов, поняв, что никакого толку от сопротивления не будет, священники соглашаются с этой оценкой. При этом отец Андроник не только не отрекается от веры, но постоянно акцентирует свою убежденность в ней; соратников своих не только не предает, но, не сообщая о них никаких новых, порочащих с точки зрения властей фактов, всячески с ними солидаризируется.