— Я подам на пересмотр, — выдавила из себя Сафира, стараясь говорить так, чтобы голос звучал ровно.
— Дорогуша. Не вы первая, не вы последняя. Я в этом институте даже стены переживу. Каждый год у нас появляется такая… примулечка. И ни одна еще не дошла до выпуска. А уж с первыми морщинами о вас и вовсе забудут. Вы шляетесь неизвестно где, потом танцуете непонятно как, и ждете высший балл? Вы смешны.
Сафира молча вышла из зала. Она понимала, что это было. Обычная показательная месть, помноженная на мелкую власть. Не поставить хорошую оценку, чтобы лишить стипендии. Испортить зачетку на первом же курсе. Старуху бесила чужая молодость и талант. Бесило то, что другим якобы просто дается то, что ей приходилось отвоевывать у природы через порванные связки и сломанные пальцы на ногах.
Венсан рассказывал о ней: она взяла работоспособностью и стимуляторами, благодаря которым можно было не чувствовать боли. И из-за этого ей пришлось слишком рано покинуть сцену. Так и не добравшись до карьерных вершин. Поэтому сейчас ее трясло от мысли, что какая-то девка из ниоткуда получила доступ в священную академию искусства. Безродную, неподготовленную, еще и вне конкурса, приняли в самый лучший институт, где работают лучшие педагоги. А она не ценит, и вместо того, чтобы упорно учиться, ездит по концертам и обязательным приемам.
Не объяснять же ей, что на репетиции в театре приходилось приезжать в пять утра, до занятий в Академии, а после приемов они с Венсаном до полуночи торчали в театре и разучивали обязательную институтскую программу…
Для стервы, которая не смогла прорваться к высотам, о которых грезила, существование Сафиры было большим, чем оскорбление — это был плевок в спину ушедшей мечте.
Триединая империя, Альварские горы
Частные лаборатории де Зирта, медицинский блок
Виктор смотрел на Мердока. Тот на него. Они изучали друг друга, не мешая процессу. И никто не знал, как начать разговор.
Лорд Коннор без стеснения сканировал эмоциональный фон. Мало ли, может, доктор сегодня в плохом настроении или вообще враждебно к нему настроен за убийство коллеги? Но нет, ничего подобного. Фон был совершенно ровный, более того, врач пребывал в крайне приподнятом настроении.
И было кое-что еще. Мердок был полукровкой. Только никаких признаков дара, обычно похожего на циркулирующий зеленый поток энергии, не было видно. Поэтому и нашел себя в такой странной работе?
Доктор тоже смотрел, но больше из любопытства. Он сразу понял, кто перед ним. Как можно не узнать это лицо после того, как по стране прошла настоящая лавина новостей и обсуждений? Разве что на парадных снимках этот человек, точнее, получеловек выглядел несколько лучше. Сейчас у него сильно заострились скулы, на висках пульсировали венки, белки глаз покраснели. А еще тремор. Алкоголем не пахло, такие симптомы доктор вычислял моментально.
«Что-то еще употребляет? Ну нет, он же эту сволоту Коди пристрелил… кстати, правильно сделал. Врачи должны лечить, а не убивать. Значит, обычная бессонница. Посттравматический синдром. Или что его?…»
— Совесть мучает? — доктор не заметил, как произнес это слово вслух.
— Боюсь, что нет, — Виктор сделал паузу, осмысливая вопрос друида. — Боль.
— Это уже интереснее, — Мердок подался вперед. — Что болит? Голова? Живот? Может, руки, ноги? В горах ревматизм — это совершенно нормальное явление. Суставы начинают у многих болеть.
— Нет, — Виктора взбесил этот треп. У них что, коллективная привычка столько болтать не по делу?
— Страшная штука, боль, — задумался Мердок, вспоминая, за что был убит Коди. — Жуткие вещи с людьми делает. Ни о чем невозможно думать, пока ее не заглушишь. Так что вас привело сюда?
— Я просто хочу спать.
— Ну спать — это, когда что-то болит, сложно, — про себя доктор отметил, что с первичным диагнозом не ошибся, но решил пойти дальше, чтобы выяснить еще кое-что для себя важное. — Руки там, ноги. Любые конечности человека постоянно беспокоят. Не одним, так другим образом.
Брови лорда Коннора медленно поползли вверх. Он положил ладони на стол, собираясь встать и уйти отсюда. Мердок понял, что пора прекращать играть и задать тот вопрос, за который легко можно было получить в лицо. Но задал:
— А эта боль… она хотя бы ваша?
На этот раз Виктор молчал особенно долго. Но ответил.
— Она вся моя.
— Как тебя в охранку-то взяли? — удивился Мердок, перейдя на ты.