Но только было все мрачней —
Береза с темною листвою,
Земля холодная под ней
И небо словно грозовое.
Так отразится иногда
Осенней пасмурною ранью
Дней освещенных череда
В твоем теперешнем сознанье.
«Малая родина…»
Малая родина.
Дальнее поле. Дымок.
Малая родина —
В горле внезапный комок.
Малая родина,
В сердце струящая свет.
В кровь нам и в плоть она
Входит с младенческих лет.
Малая родина.
Скверы в осенней листве.
(Малая родина
Может быть даже в Москве.)
Малая родина
К нам приникает душой.
Перебороть она
Может себя для большой.
КОСТЕР НА БЕРЕГУ
И опять я себе пожелаю
С поздней палубы,— словно в лесу,
Вдруг прислушаться к дальнему лаю
И приметить костер на мысу.
Вам увидеть подобное негде,
Вам такой и не встретить нигде, —
Будто в жирной растекшейся нефти,
Полыхающий в черной воде.
Но и наши огни теплохода,
Что движеньем относит назад,—
Под мерцанием звездного свода
Тоже много другим говорят.
Ведь внутри корабельного лона
Нам динамики что-то поют
Среди желтого света салона
И зашторенных мягких кают.
Под густой опрокинутой бездной,
Что зовется — небесная высь,
Возле дремлющей пристани местной
Эти вспышки в ночи разошлись.
В той же самой воде отражаясь.
Той же летней прохладной порой
Разминулись друг другу на зависть,
Рассчитались на первый-второй.
ПРОГНОЗ
«По области — облачно»,— сводка
Гласит. И чуть-чуть погодя
Земли этой каждая сотка
Уже в ожиданье дождя.
По области — облачно… Дело
К дождю, но не стало свежей,
Хоть небо давно потемнело
И ниже мельканье стрижей.
Скажите, но где же осадки,
Что рушатся, землю топча,—
Хотя бы лишь только остатки
С чужого стола и плеча?
Когда же из древней пищали
Ударит над рощами гром?..
Ведь все это нам обещали,
И мы так доверчиво ждем.
ТРАССА
Реактивный длится рев,
Сши-рцнчмю не пугая
Ни волков и ни коров,—
Здесь беда скорей другая.
Над водой, где невода,
Над осинником лосиным —
Невеликая беда:
Небо пахнет керосином.
Нынче трассы пролегли
Сквозь расчерченные дали,
Там, где запахи земли
Сладко ноздри щекотали.
Но и этот нам знаком,
Он из давней детской были,—
Будто лампу с фитильком
Прикрутить в дому забыли.
ВЕЧЕР ЖИЗНИ
Вечер жизни тускло длится.
Только память как софит
Или словно вспышка блица —
Неожиданно слепит.
Все кругом за гранью блеска
Словно кануло в пургу…
Но себя он видит резко
В том светящемся кругу.
«Провинциальность областная…»
Провинциальность областная
Подчас не каждому видна.
Пушком наивным обрастая,
Живет размеренно она.
В нее заложенное свойство —
Неистребимостью сильна.
Столичное самодовольство —
Ее вторая сторона.
ПЕРЕДЕЛКИНО
Над пеной речки Сетуни,
Вдоль вьющегося рва.
Весна в какой-то степени
Вошла в свои права.
Бурлит вода задиристо.
Вверху прошел экспресс.
Я был здесь раз четыреста
И вот опять полез.
Не над провалом пропасти,
Где липнет прядь к виску,
Но все же не без робости
Ступаю по мостку.
Снежок слоистый корчится,
Вода свой путь торит.
В природном доме творчества
Земля себя творит.
И, ни на что не годная.
Внизу, по краю рва,
Ржавеет прошлогодняя
Пожухлая трава.
У НАЗАРА НАДЖМИ
Ужасный зной стоял в Уфе,
Когда гостил я у Назара.
Он был разлит в любой строфе
Поэм, садов или базара.
А я хотел перевести
Стихи башкирского собрата.
(Не удосужился, прости.
Жара, должно быть, виновата.)
Он на работу убегал
Чуть свет,— я спал довольно долго.
Листвою шелестел квартал.
Меня будило чувство долга.
Я умывался во дворе,
Всегда был рукомойник полон.
Вскипала смолка на коре.
Земля казалась ровным полом.
Случалось разное со мной,
Но удивительное дело,
Что полотенце за спиной
Как будто в воздухе висело.
Отказываясь понимать
И даже вздрагивая малость,
Я видел, как старуха мать
По трем ступенькам поднималась.
Она по-русски ни словца
За это время не сказала,
Но улыбалась без конца,
Что, впрочем, тоже ведь немало.
А на столе бараний суп
Дымился, жирный, с пылу-жару.
На это как на Страшный суд
Пожаловался я Назару.
Но он мне объяснил, что гость —
Ишак хозяина,— таится
Лишь в этом суть, лишь это гвоздь
Восточного гостеприимства.
Дрожало солнце в синеве,
Еще не то сулили сводки.
Мы на трофейном «BMV»
Катались, мы купались с лодки.
А ослепительная мгла
Жары валилась с небосвода.
И наша молодость была
Сильней любого перевода.