А на сцену пошел парень, совсем молодой, с Ромку, только плечистее его и блондин. И столько света было кругом, что волосы его блестели, как будто смазанные жиром. У него тоже был орден, как у Петровича, и очень хороший новый костюм, это было видно даже издали. Он стеснялся, наверно, — потому что стал совсем красным.
— Это Саша Гнатюк, — сказала Марийка. — Он тоже был на Всесоюзном совещании стахановцев. Видите, и у него орден.
Михо позавидовал Саше. Марийка так смотрела на него!
Все слушали, что говорит Саша Гнатюк. И Михо тоже стал слушать.
Саша говорил, что не хочет больше работать медленно, как раньше работали, что он будет стараться еще больше труб сделать. И что в Москве тоже сказали, что все сейчас должны работать по-стахановски. А про Гусева сказал, что в Москве говорили: таким надо по зубам давать.
Гусев вскочил со своего места и крикнул: «Это безобразие!» И еще что-то кричал. Но уже не слышно было, потому что кричали все в зале. И колокольчик долго звонил, пока все затихли.
А тогда Саша Гнатюк начал рассказывать, что он видел в Москве: какие там красивые дома и метро (это поезд, который ходит под землей). Все слушали молча. И Марийка тоже. Только иногда шептала Михо: «Слышите, слышите, что Саша говорит?»
Михо злился на Сашу Гнатюка. И на себя тоже. «Не такой я, какой ей нужен, не будет она со мной ходить», — подумал он про Марийку…
Еще говорило много людей. Все хвалили Сашу Гнатюка и ругали лысого.
Когда собрание кончилось, Марийка спросила:
— Вам понравилось?
Михо не знал, что сказать, он многого не понял, и все было каким-то необычным. Но он видел, что Марийка довольна, и сказал:
— Да, понравилось.
Когда они вышли из клуба, кто-то крикнул:
— Марийка!
Их догонял какой-то парень в новом пальто с каракулевым воротником. Михо узнал Сашу Гнатюка. «А у меня и вовсе пальто нет, в пиджаке хожу», — подумал Михо.
— Что, Саша? — спросила Марийка.
— Обожди же, я тебя весь вечер ищу, — сказал он и посмотрел на Михо.
— Это Михо… мой товарищ, — сказала Марийка и покраснела. И Михо тоже покраснел. — Познакомьтесь.
Саша крепко пожал руку Михо, но ничего не сказал, а повернулся к Марийке.
— Я тебе подарок из Москвы привез.
Он вынул из бокового кармана пальто пакетик из синей бумаги.
Марийка взяла пакетик и сказала спасибо. Она опять покраснела, а Михо почувствовал, что у него, наверное, губы побелели, такими холодными они стали.
В это время подбежала Катя Радько и попросила:
— Покажи, что тебе Саша привез.
Марийка смущалась и не хотела разворачивать пакетик. Но Катя взяла его из рук Марийки и раскрыла. Там лежала косынка. Катя развернула ее и залюбовалась. Тонкая серая материя была усыпана яркими цветами, сплетенными синими полосами. В глазах Марийки засверкали искорки.
На душе у Михо стало нехорошо.
Утро было пасмурным, густой туман клочьями стлался по земле. Но Саша чувствовал себя бодро, ему было весело и легко. Только мысль о встрече с Сулимой угнетала его.
Саша всегда относился к старику с уважением, но с тех пор как его сделали помощником Сулимы, у него все больше накипало раздражение. Раньше он видел в Сулиме безобидного старика, закостеневшего, но в общем вполне терпимого в коллективе. И такие люди на заводе нужны. Слово осторожного, неторопливого человека бывает очень важным.
Но сейчас неторопливость и осторожность Сулимы раздражали его. «Ему лишь бы выслужиться перед начальством, — думал Саша. — Он теперь готов любой приказ Гусева выполнить, лишь бы удержаться на должности машиниста».
Саша видел теперь в Сулиме только плохое, хотя сам понимал, что судит о нем предвзято. «Так можно и обо мне подумать. Как только меня сняли с должности машиниста стана, а его назначили, так, значит, он мне врагом стал. Выходит, я вроде за карьерой гонюсь».
От этих мыслей даже во рту нехорошо становилось, как будто съел незрелую грушу. «Но я же не о себе забочусь. Разве можно сейчас работать так, как требует Гусев? Каждому ясно теперь, что так работать нельзя. И в Москве на совещании стахановцев только об этом и было разговору. И Сталин сказал: новые люди, новые времена — новые технические нормы. Но, может быть, Гусев передумает. Вчера на заводском собрании ему сильно досталось. Неужели он и сейчас будет упорствовать?»
Гнатюк сам от себя таил мысль, пришедшую ему в голову, но все же она порой завладевала им. Саше казалось: придет он на работу, а в восемь часов поднимется Гусев на стан, подойдет к нему, протянет руку и скажет по-дружески: «Забудем, товарищ Гнатюк, про все, что было. Становитесь на свое место и трудитесь по-стахановски».